"Андрей Хуснутдинов. Тремоло (НФ сборник "Необъятный двор")" - читать интересную книгу автора

закрывалась сама собой...
Он пошел посмотреть газоны.
Газоны окаймляли Памятник со всех сторон, разделенные по частям света
бетонированными аллеями, и с темнотой уподоблялись пастбищу, - городская
травка нравилась грызунам.
В одном из капканов и оказался вредитель. Прижав длинные уши к спине,
он смотрел на Плена, как всамделишный пленник. "Эх ты", - только и сказал
Плен.
Сильным ударом ноги, как молотом, он втоптал животное в землю, и
разомкнул зубчатые дуги капкана.
Сигарета опять погасла, он с досадой замер... Кролик открыл рот, в его
тельце что-то похрустывало... В натужном столбнячном отупении, как в
туалете, Плен сидел некоторое время на корточках, выбирая - идти в дом за
сигаретами или лезть в карман за спичками...
Плюнув, наконец, забросил сочащийся пушистый трупик в поле и пошел в
дом. И у крыльца опять плюнул..
Тырса уже храпела.
На следующий день прежде, чем начать на газонах прополку степной
швали, он вымыл Памятник. Шланг он подключил к опущенному в колодец насосу.
Брызги разлетались на солнце радужными насекомыми.
Тырса молча возилась с насосом, который заодно со струей норовил
выплюнуть и хобот шланга. Пахло мокрым бетоном и размокшими удобрениями.
Наконец, Плен сказал выключать и сворачивать.
Закурив, он долго приглядывался к лоснящейся впадине на фронтоне
Памятника: "Тремоло жив и переживет нас всех" .. В свете дня Памятник не
производил того торжественного впечатления, какое являлось с сумерками. Так
он, скорее, был похож на пандус, возведенный непонятно зачем среди поля -
кататься разве по нему туда-сюда, нарабатывая навыки движения по склону, -
или на волнолом, но только в этом случае удостаивался удивления вопрос не о
силе, которой сей волнолом должен противостоять, а о силе, которая
помышляла о таком противодействии. Что и говорить - Плену не нравились
дневные сравнения. Они казались ему безысходными.
Пуская из носа дым, он с сожалением думал, что когда-нибудь сделается
философом...
Прополка заняла все время до обеда.
Потом Тырса ушла на ферму за молоком, а он прилег отдохнуть.
Заснув, он увидел многоместный древнегреческий туалет (почему
"древнегреческий" - потому что мраморный и в пыли), - открытый, солнечный,
похожий на заброшенный зрительный зал... "Амфитеатр", - была его отчетливая
мысль после пробуждения, и странно: он не только не знал, как ее толковать,
но он даже не знал, что такое амфитеатр.
- Это, - спросил он у Тырсы. - Что значит амфитет... амфитеатр?
Тырса разливала молоко по банкам, и полные банки составляла в
холодильник.
- Ну его, - вздохнула, облизывая пальцы. - Коньяк какойнибудь. Выпить,
что ли, хочешь?
- Да нет... Странно малость...
- Я ж говорю - коньяк. Звездочек много и дорогой. "Амфитеатр".
- Каких это звездочек?
- Пятиугольных, не бойся.