"Ли Энн Хасси. Кровавый навет (Перевод Натальи Навиной) " - читать интересную книгу автора

в собственный дом, где все дремали, сидя в креслах в столовой. Они, должно
быть, измучились, подумал он. Теперь он смогут не бояться спать. На миг он
взглянул в лицо матери, с болью заметив, как она постарела. Затем он
прокрался к себе в комнату, взял другую рубаху с кистями и прочую одежду.
Помедлил, колеблясь, над филактериями, налагаемыми на руки. Нет, решил он.
Они никогда не станут искать мою одежду, но это - будут искать, и удивятся,
куда они запропастились, и испугаются. Он выбрался в окно, не рискнув еще
раз скрипнуть дверью, и быстро переоделся в лунном свете.
Затем он вернулся к своей могиле, взял оттуда немного земли и положил в
маленький мешочек, сделанный из обрывка савана, чтобы носить на груди, как
паломники носят землю из Иерусалима.

- Разве не утверждают, - сказал он себе, - будто Носферату должен
оставаться рядом со своей могилой? Так мне нет нужды оставаться, потому что
я унесу землю с собой. И разве не изгнан я из родных мест, как евреи из
Иерусалима? - Он огляделся. - Здесь мой любимый дом, селение, где я вырос.
Именно поэтому я не могу остаться, грабя родных и близких, - твердо сказал
он, чтобы набраться решимости. Это было нелегко. Он повесил мешочек на шею,
и и покинул свой старый дом, не оглядываясь назад.
----

Переходя с места на место, он находил другие селения, еврейские или
нет, но даже при ночной жизни, тамошние обитатели и их привычки скоро
становились ему знакомы. "Вот идет молочник, как всегда, беседуя сам с
собой", - бормотал он. "Через минуту к нему подойдет сват, и в сто
пятнадцатый раз спросит, когда он будет выдавать замуж дочерей..."
И каждый раз, через неделю или две, он говорил себе: "Еще слишком рано.
Но я должен уйти. Теперь я знаю этих людей и не могу повредить им. И я не
знаю, когда потеряю над собой власть, и нападу на кого-нибудь".
Наконец, он ушел в леса, стараясь найти места, как можно более
удаленные от людей. Он ненавидел охоту, поскольку она тоже была запрещена
Законом, и ненавидел убивать животных, когда мог видеть их страх - что также
было запрещено. Но он всегда напоминал себе: "любая заповедь может быть
нарушена, чтобы спасти свою жизнь".
Днем он спал там, где мог отыскать убежище от солнца - в дуплах
деревьев, под скалами, в заброшенных звериных берлогах. И сам он стал жить
как зверь, охотясь по ночам, всегда в движении, никогда не задерживаясь на
одном месте. Через некоторое время он уже с трудом мог вспомнить имя,
которым его когда-то звали.
Но против воли его все еще тянуло туда, где жили люди. Зачастую он
приходил в себя, стоя на опушке леса, глядя на человеческие дома. Затем,
встряхнувшись, он убегал обратно в тень деревьев.
Стояла зима. Однажды ночью он схватил кролика, которого долго
преследовал, и внезапно из-за деревьев выскочили люди.
- Ах ты, грязный браконьер, - зарычал один, - думаешь, что так легко
можешь обкрадывать нашего господина? Даже теперь, когда мы еще б_о_л_е_е
бдительны, из-за того, что еды так мало?
- Эй, что мы с ним сделаем? - спросил другой.
- Приговор четкий и ясный, - сказал надменным тоном третий. - Ему
полагается отсечь руку.