"Висенте Ибаньес Бласко. Дьявол " - читать интересную книгу автора

всю мочь "Королевским маршем", а потом, когда помост со святым уже
возвращался в церковь, он заводил грустную мелодию "De profundis".
Эти проделки неисправимого бродяги, эти богохульства пьяницы развлекали
народ. Ребятишки постоянно толпились вокруг него, плясали под его флейту и
шумно рукоплескали Дьяволу, неженатые деревенские парни смеялись, глядя, как
важно он выступает перед их приходским крестом, и показывали ему издали
стакан с вином - своеобразное приглашение, в ответ на которое он лукаво
подмигивал им, словно говоря: "Поберегите это на потом".
Это "потом" было блаженством для Дьявола, оно наступало, когда
заканчивались праздничные церемонии и он, освободившись от надзора старост,
вновь обретал свою независимость, входил в таверну и садился в самом центре
ее, рядом с бочками, выкрашенными в темно-красный цвет. Окруженный цинковыми
столиками, сплошь покрытыми круглыми следами стаканов, он вбирал в себя
аромат чеснока и оливкового масла, трески и жареных сардин, выставленных на
стойке за засаленной проволочной сеткой, а над его головой на тоненьких
реечках были подвешены нестерпимо вкусные лакомства: связки кровяной
колбасы, до того жирной, что сало сочилось из нее, кружки сарделек,
облепленные мухами, темные свиные колбасы и царственные окорока, густо
напудренные красным перцем.
Хозяйке было одно удовольствие от гостя, за которым народ так и валил в
таверну. Целыми ватагами стекались его обожатели, не хватало рук снова и
снова наполнять фляжки, воздух пропитывался густым запахом домотканой шерсти
и потных ног, и дымный свет керосиновой лампы освещал все сборище, - одни
сидели на квадратных табуретках рожкового дерева с сиденьями из дрока,
другие - на корточках, прямо на полу, поддерживая сильными руками свои
челюсти, раздувавшиеся так, словно они готовы были разорваться от смеха.
И все эти люди не отрывали глаз от Дьявола и его флейты.
- Бабку, покажи бабку!
И Дьявол, не моргнув глазом, как будто не слыша общей просьбы, начинал
подражать своей флейтой гнусавому разговору двух старух. Звук флейты
изгибался преувеличенно резко, - то вдруг он забирался куда-то высоко,
становился тоненьким и визгливым, то вдруг обрывался - неожиданно и
настолько своевременно, что взрыв хохота, грубый и нескончаемый, сотрясал
таверну, будил лошадей в загоне, и те присоединяли к общему гаму свое
пронзительное ржанье.
Потом его просили изобразить Пьянчужку - негодницу, которая бродила по
деревням, торговала мелкой галантереей и пропивала всю свою выручку.
Самое забавное в этой шутке было то, что Пьянчужка почти всегда сидела
тут же, в таверне, и первая начинала смеяться, слушая, как искусно
передразнивал Дьявол на своей флейте ее резкие выкрики и перебранку с
покупателями.
Но вот иссякал шуточный репертуар, и Дьявол, медленно усыпляемый
бродившим в нем алкоголем, погружался в мир своих грез. И тогда он показывал
притихшим и удивленным слушателям, как чирикают воробьи, как шепчется
пшеничное поле в ветреный день, как звенят далекие колокола, - рассказывал
обо всем, что поражало его воображение, когда под вечер он просыпался
посреди поля, не ведая, как он очутился здесь после вчерашней попойки.
И эти грубые люди не могли больше смеяться над Дьяволом, над его
великолепным опьянением, над тумаками, которыми он награждал своего
барабанщика. Неотшлифованное, но искреннее и проникновенное искусство