"Магсуд Ибрагимбеков. Кто поедет в Трускавец" - читать интересную книгу автора

это и есть вожделенный розовый кружок с белыми пятнышками жира и
божественным вкусом, или даже погрызть его в целях упраж-нения челюстей и
заточки зубов, но без всякого удовольствия, и не испытывая к этому
посетителю-дарителю ничего, кроме как чистосердечного презрения и неприязни.
Мы выпили еще по чашке кофе и рюмке коньяку под звуки песни,
исполняемой незнакомым певцом. Я переписал ее недав-но, точную дату этого
события могут назвать почти все мои со-седи по этажу и блоку, считавшие в
первые дни звучания этой песни своим гражданским долгом немедленно позвонить
в двер-ной звонок и с встревоженным видом спросить у меня, что про-исходит в
квартире и не нуждаюсь ли я в их немедленной помощи и защите.
Это была выдающаяся мрачной первозданностью своей ме-лодия в сочетании
с титанической по силе и бросающей в дрожь выразительностью тембра голоса,
песня, оказывающая на чело-века ни с чем не сравнимое по своей мощности
эмоциональное воздействие. Как будто в этом голосе воплотились в едином
гар-моническом сплаве вся сила и все умение Имы Сумак, Василия Алексеева,
квартета скрипок и двух тамтамов. В наиболее спо-койных, по сравнению с
другими частями этой песни, можно сказать без преувеличения, почти
жизнерадостных местах начи-нало вдруг казаться, что певец оплакивает
какие-то, без сомне-ния хоть и печальные для каждого, но все-таки не самые
ужас-ные события из истории и настоящего человечества; в эти ми-нуты
явственно представлялось, что он безмерно грустит по поводу безвременной
кончины всех без исключения жертв ко-раблекрушений, не делая никакого
различия в глубине своей печали для погибшего экипажа эллинской галеры и
пассажиров "Титаника", или скорбит, вместе с тем сдержанно возмущаясь, по
поводу необратимых последствий истребления африканской флоры и европейской
фауны; в местах же, достигающих высшей точки оркестрового и вокального
подъема, слушателя охватывало ощущение беспомощности и бессилия в связи с
отсутствием всякой возможности помочь талантливому человеку, у которого
какие-то злоумышленники живьем вырывают селезенку и желчный пузырь,
одновременно требуя у него немедленного со-гласия на законный и фактический
брак с вдовой Гиммлера.
Мы почтили последний аккорд совместным молчанием, а по-том она
посмотрела на часы и сказала, что ей пора уходить и что она очень давно,
даже вспомнить нельзя, до того это была давно, не засиживалась так поздно в
гостях. А сегодня это ока-залось возможным, потому что с больной мамой
осталась при-ехавшая на несколько дней ее проведать двоюродная сестра. Еще
она сказала, что через неделю у нее начинается отпуск, она с матерью, у
которой вдобавок к параличу еще больная пе-чень, поедет в Трускавец, куда
они выезжают ежегодно.
Я представил себе эту парализованную маманс, характер ко-торой,
наверное, под благотворным влиянием больной печени и постоянного лежания с
каждым днем приобретал новые ценные качества, приближающие его к
совершенству, длинные вечера в ее обществе в квартире, пахнущей лекарствами
и болезнью, и подумал, что моей гостье не очень повезло в жизни.
Вслух же я выразил ей легкое сочувствие в самой необидной, ненавязчивой
форме, сказав, что она молодчина, так как, без сомнения, это очень трудно -
совмещать работу с уходом за больной матерью, самоотверженно отказываясь во
имя этой высокой и гуманной цели, предполагаю, от многого, в том числе и от
семейной жизни. Я старался говорить как можно сдержан-ней, но ее все равно
что-то задело, она покраснела и ответила мне, что в любом случае о своем