"Алексей Алексеевич Игнатьев. Пятьдесят лет в строю (мемуары)" - читать интересную книгу автора

наконец, о школе мальчиков-кантонистов и приюте девочек - детей
сверхсрочных.
Расстаться со всем этим миром отцу, как он рассказывал мне, было нелегко,
но участие в комиссиях по выработке новых уставов выдвинуло его на штабную
работу. В 1882 году он был назначен начальником штаба гвардейского
корпуса. На этой должности он смог еще шире проявить свои административные
способности, реорганизовать лагерь в Красном Селе, снабдив его
водопроводом, шоссейными дорогами, и придать ему в общем тот вид, в
котором он и оставался до самой революции.
Отец обладал удивительной памятью и всю жизнь помнил по фамилиям не только
вахмистров, но даже взводных унтер-офицеров своего бывшего полка, что меня
всегда поражало. В конце жизни он в Питере почти во всех министерствах,
дворцах и домах, чувствовал себя как дома, так как всюду встречал
швейцаров и прислугу из числа рекомендованных им в свое время солдат и
писарей.
С воцарением Александра III в армии произошли большие перемены. Александр
II любил военное дело, был близок к гвардии, лично знал большинство
офицеров. Его преемник, испуганный грозным призраком революции, заперся в
своей Гатчине. Он не любил парадов и военных церемоний, с трудом ездил
верхом. Отойдя от военных интересов, он предоставил своему брату Владимиру
Александровичу заниматься гвардейским корпусом.
Под лозунгом "самодержавие и народность" наступил период "упрощения" и
"русификации", выразившейся в армии введением новой формы - мундиров в
виде полукафтанов, цветных кушаков, барашковых шапок, шаровар и т. п.
На первом придворном приеме, когда все начальники, числившиеся в свите,
должны были быть в новой свитской форме, командир конной гвардии князь
Барятинский появился в мундире полка, а на полученные от министра двора
замечания ответил, что "мужицкой формы он носить не намерен". В результате
ему пришлось провести остаток жизни в Париже.
Великий князь Владимир Александрович не нашел моего отца подходящим
сотрудником для нового курса и взял себе начальником штаба Бобрикова,
прославившегося впоследствии на посту финляндского генерал-губернатора
своей грубой и жестокой русификаторской политикой.
Военная карьера Алексея Павловича оказалась надломленной, и ему пришлось
отчислиться в свиту, то есть, по существу, оказаться не у дел.
По счастливому стечению обстоятельств он встретился с министром внутренних
дел графом Толстым, искавшим в военных кругах людей на ответственные
гражданские посты. Он предложил отцу пост генерал-губернатора и
командующего войсками Восточной Сибири; предложение это в ту пору для
большинства представителей петербургского высшего света равнялось
"почетной ссылке".
До Иркутска месяц пути, за Уралом ни одной, ни железной, ни шоссейной,
дороги, в России надо расстаться с престарелой матерью, с собой везти трех
малолетних детей, из которых мне, старшему, едва минуло семь лет. Нужно
было надолго оторваться от светской петербургской среды. Все это не
задержало решения отца.
Он выехал, как я сам уже помню, во главе целой экспедиции, в которую
входили будущие крупные администраторы и военные начальники Восточной
Сибири.
Свежие люди, прибывшие с отцом, стали налаживать жизнь края, в котором к