"Камил Икрамов. Семенов (Повесть для старшекласников)(про войну)" - читать интересную книгу автора

и по росту ему еще рано было к нам. Видимо, сделали исключение. И форму с
витрины сняли из-за этого, да еще потому, конечно, что она была очень
маленького размера и вряд ли подошла бы кому-нибудь другому.
Выглядел новенький плохо. Худой, бледный и какой-то настороженный.
Сам он ни с кем не заговаривал, на вопросы отвечал односложно.
Про таких говорят: тонкий, звонкий, прозрачный, шейка лапшевная, а
ножки макаронные.
Фамилия у него была самая обычная, не запоминающаяся - Семенов. По
фамилии его вначале никто не звал.
- Эй, ты, с выставки, принеси концы!
Или:
- Звонкий, сбегай за эмульсией!
Он каждого из нас слушался.
Его почти не обижали, вернее, он никогда не обижался. Однажды
помощник мастера Вано Григорян перепутал его простую фамилию:
- Эй, Степанов! Сбегай в кузнечный, узнай насчет поковок.
Новенький как ни в чем не бывало перестал подметать и побежал в
кузнечный цех. Дотошный Вано потом заметил свою ошибку и спросил:
- Зачем же ты меня не поправил? Ты ведь Семенов, а не Степанов.
- Вы не беспокойтесь, пожалуйста, - ответил новенький. - Семенов,
Степанов, Иванов, Сидоров, Николаев - какая разница! Я ведь своей
настоящей фамилии все равно не знаю. Не помню.
- Это как же так? - удивился Григорян. - Беспризорник, что ли?
- В прошлом году я, наверное, помнил свою фамилию, а в этом не помню.
"Как это может быть? В прошлом году, наверное, помнил..." - удивились
мы, а Вано спросил еще:
- Но ведь зовут тебя Алексей?
Новенький, запинаясь, сказал:
- Наверно. Так записано в документах.
Потом кто-то придумал игру. Зла в ней было, пожалуй, не очень много,
зато ума еще меньше. Семенова стали окликать разными фамилиями и разными
именами. Он откликался на любое имя и на любую фамилию, всегда как-то
безошибочно угадывая, что обращаются именно к нему.
В нашем училище, находившемся на территории знаменитого московского
завода, учили тогда только первые два месяца, потом сразу ставили к
верстаку или к станку. Надо было давать продукцию фронту.
Мы были токари. В сыром полуподвале в шесть рядов стояли допотопные
токарные станки. Под низким потолком, громыхая в разбитых подшипниках,
крутились валы трансмиссий, шлепали по шкивам приводные ремни, сшитые в
десяти местах. Мы точили донышки для реактивных снарядов, для гвардейских
минометов, устрашающих врага "катюш". Официально никто нам этого не
говорил, это был секрет, который знали все.
Поковки возили из соседнего кузнечного цеха. Мы проходили их резцами
по два шаблона поверху и подрезали, оставляя в центре небольшой штырек. На
последующих операциях этот штырек срезали совсем.
Семенова определили к нам в группу, но станок не доверили, а был он
вначале на подхвате - подметал, смазывал, шорнику помогал.
Однажды мы пошли с ним вдвоем за поковками. В кузнечном было
сумрачно. Казалось, что освещают его только раскаленные добела болванки,
из которых здесь ковали заготовки для наших "донышек". Длинными щипцами