"Камил Икрамов. Семенов (Повесть для старшекласников)(про войну)" - читать интересную книгу автора

возможности для ассоциаций, сравнений и выводов. Именно в эти минуты
человек умнеет. Не бойтесь думать ни о чем.
Семенов всего этого не знал, но замечал, что "мысли ни о чем" чаще
всего приходят к нему здесь, на дубовой колоде в тени бывшей райтоповской
конюшни. Конюшню эту когда-то начали было переделывать под гараж, да так и
не закончили, потому что райтоп слили с гортопом. Двор стал зарастать
травой. Дом, где помещалась контора Колычского районного топливного
отдела, пустовал, а в бывшей конюшне жильцы сразу же оборудовали себе
сарайчики. Всего во дворе жили три семьи - теперешние и бывшие служащие
райтопа. Бывших служащих постепенно становилось больше, чем теперешних.
Они уходили работать в другие учреждения, но жить оставались здесь.
С весны полоскать и сушить белье мать поручала сыну. У нее от
холодной воды болели и опухали руки, а Эльвире было некогда: она училась в
десятом классе и у нее были посредственные отметки по физике и немецкому.
Сам же Семенов перешел в пятый на "хорошо" и "отлично".
Ветер дул порывами, и Семенов посматривал на небо, как бы подбадривая
солнце: ну давай, суши, суши - тучи могут налететь.
В этом дворе Семенов жил со дня своего рождения, потому что его отец
Вячеслав Баклашкин прежде работал счетоводом в райтопе, но, когда оставил
семью, перешел в райпотребсоюз. Случилось это давно, и с тех пор Семеновы
принадлежали к числу бывших служащих. Порой это сильно тревожило маму. Она
не спала по ночам, думая о том, что будет, если их выселят.
Слухи о предстоящих переселениях приносил во двор бывший технорук
райтопа, а ныне технорук гортопа Александр Павлович Козлов. Он охотно
рассказывал соседям о том, какие планы возникают у руководства насчет
бывшей конторы, самого двора и жилых помещений. Обычно его слушали с
неприязнью, потому что люди не любят тех, кто приносит тревожные вести.
Это несправедливо вообще, и по отношению к Александру Павловичу было тоже
несправедливо. Он ничего не выдумывал от себя, а планов использования
пустой конторы райтопа действительно имелось множество.
Больше всех во дворе не любила Козлова и его жену Антонину тетя Даша,
которая была уборщицей в райтопе, а теперь перешла работать на почту.
Вместе с мужем, дедом Серафимом, тетя Даша жила в пристройке рядом с
конюшней. Муж был старше ее лет на двадцать и тоже когда-то служил в
райтопе - был заготовителем, агентом по снабжению, комендантом, конюхом,
сторожем. Любое дело, за которое дед брался, он непременно разваливал.
Получалось так потому, что дед никогда не занимался тем, чем следовало по
должности, зато всегда люто интересовался тем, что не имело к нему
никакого отношения. Деду совсем недавно стукнуло семьдесят, и он стал
надомником: брал работу в переплетной мастерской, в специальном станке
склеивал и прошивал растрепанные канцелярские папки со словами "Дело
начато - закончено" на разноцветных, но одинаково тусклых обложках. Эти
папки всегда подолгу лежали на подоконнике дедовой комнаты, они выгорали
на солнце, мокли под дождем. Дед редко прикасался к ним. Обычно он сидел у
окна неподвижно, и тело его, так плавно расширяющееся книзу, будто самой
природой было предназначено тому, кто ведет сидячую жизнь.
- Семенов! - окликнул мальчика дед Серафим. - Чтой-то мать твоя вчера
с двумя кошелками с базару шла? Неуж Баклашкин алименты прислал?
Дед Серафим часто вмешивался в чужие дела, и Семенов не обиделся на
него.