"К.Икскуль. Невероятное для многих, но истинное происшествие " - читать интересную книгу автора

доктор.
Его, по-видимому, крайне интересовал бывший со мной случай, и он по
несколько раз на день прибегал ко мне, то просто лишь взглянуть, что и как,
то задать один-другой надуманный вопрос; иногда он приходил один, а иногда
приводил даже с собой какого-либо товарища, по большей части студента,
посмотреть на побывавшего в мертвецкой человека.
На третий или четвертый день, найдя меня, вероятно, достаточно
окрепшим, или, может быть, просто потеряв терпение выжидать дольше, он,
придя в мою палату, пустился уже в более продолжительный разговор со мной.
Подержав меня за пульс, он сказал:
- Удивительно: все дни пульс у вас совершенно ровный, без всяких
вспышек, отклонений, а если бы вы знали, что с вами творилось! Чудеса, да и
только!
Я уже освоился теперь, вошел в колею прежней жизни, и понимал всю
необычайность случившегося со мной, понимал и то, что знаю о нем только я, и
что те чудеса, о которых говорил доктор, есть какие-нибудь внешние
проявления пережитого мной происшествия, какие-нибудь диковины с медицинской
точки зрения, и спросил:
- Это когда же чудеса со мной творились? Перед тем, как я вернулся к
жизни?
- Да, перед тем, как вы очнулись. Я уж не говорю о себе, я человек
малоопытный, а случая летаргии до сих пор и совсем не видал, но кому я ни
рассказывал из старых врачей, все удивлены, понимаете, до того, что
отказываются верить моим словам.
- Да что ж собственно было со мной столь диковинного?
- Я думаю, вы знаете, - впрочем, тут и знать не надо, оно и так, само
собой понятно, - что когда у человека проходит даже простое обморочное
состояние, все органы его работают сначала крайне слабо: пульс едва уловить
можно, дыхание сосем неприметно, сердца не сыщешь. А у вас произошло что-то
невообразимое: легкие сразу запыхтели, как какие-то меха исполинские, сердце
застучало , что молот о наковальню. Нет, этого даже передать нельзя: это
надо было видеть. Понимаете, это был какой-то вулкан перед извержением,
мороз бежит по спине, со стороны становилось страшно; казалось, еще
мгновение - и кусков не останется от вас, потому что никакой организм не
может выдержать такой работы.
"Гм... не диво же, что я, перед тем как очнуться, потерял сознание" -
подумал я.
А до рассказа доктора я все недоумевал и не знал, как объяснить то
странное, как казалось мне, обстоятельство, что во время умирания, то есть,
когда все замирало во мне, я ни на минуту не потерял сознание, а когда мне
надлежало ожить, я впадал в обморочное состояние. Теперь же это стало
понятно мне: при смерти я хотя тоже чувствовал стеснение, но в крайний
момент оно разрешилось тем, что я сбросил с себя то, что причиняло его, а
одна душа, очевидно, не может падать в обмороки; когдаже мне следовало
вернуться к жизни, я, наоборот, должен был принять на себя то, что
подвержено всяким физическим страданиям, до обмороков включительно.


Глава 26