"Илья Ильф, Евгений Петров. Фельетоны, статьи, речи" - читать интересную книгу автора

покрывалась пылью.
На большом столе лежала парадная бархатная скатерть с бомбошками по
углам. Вообще у бабушки все было с бомбошками. Драпри с бомбошками, гардины
с бомбошками, пуфы с бомбошками. Эти разноцветные плюшевые шарики приводили
котов в ярость. Они постоянно их подстерегали, хватали когтями и
раскачивали. Стол был так же величествен и бесполезен, как буфет. За него
никак нельзя было сесть. Коленки постоянно сталкивались с какими-то острыми
дубовыми украшениями, и смельчак, пытавшийся было использовать стол по его
прямому назначению, тотчас же отскакивал от него, яростно растирая ладонью
ушибленное место.
Был еще стол - малый, бамбуковый - зыбкое сооружение, предназначенное
для семейного альбома с толстой плюшевой крышкой и медными застежками
величиной в складские засовы. Но достаточно было сдвинуть альбом хотя бы на
миллиметр вправо или влево от геометрического центра, как равновесие
нарушалось, и столик валился на атласную козетку.
Бабушке очень нравилась козетка, нравилась главным образом красотой
форм, так сказать гармоничностью линий. Странная это была штука! Для лежания
она не годилась - была слишком коротка. Не годилась она и для сидения.
Сидеть мешали главным образом гармоничность линий и красота форм. Мастер
предназначил ее для полулежания, совершенно не учтя, что такое
небрежно-аристократическое положение тела допустимо только в великосветских
романах и в жизни не встречается. Так что на козетке обычно лежала кошка, да
и то только в те редкие минуты, когда бомбошки не раскачивались.
Повсюду стояли длинные, вытянутые в высоту, и узкие вазочки для цветов
с толстой стеклянной пяткой. Они походили на берцовую кость человека и
вмещали только по одному цветку. Цветки были бумажные Висели картинки
неизвестных старателей-акварелистов в рамках в виде спасательных кругов, в
рамках из ракушек, бамбуковых палочек или из багета с золотыми листочками.
На шатких этажерках могли помещаться только фарфоровые слоны, мал-мала
меньше.
Удивительная это была мебель! Она не только не приносила пользы
человеку, но даже ставила его в подчиненное, унизительное положение. В своих
резных выступах, углах, барельефах и загогулинах она собирала чертову уйму
пыли я паутины. Постоянно надо было за мебелью ухаживать, просить гостей на
нее не садиться. Кроме того, ее надо было страховать от огня. Не ровен час -
сгорит!
- Никогда я не буду жить, как моя бабушка! - восклицал иной внук,
больно ударяясь о стол большой или опрокидывая стол малый. - Вырасту -
заведу совсем другую мебель, удобную, простую, а эта дрянь- хорошо, если бы
сгорела.
И она действительно сгорела. Случилось то, чего бабушка боялась больше
всего на свете.
В восемнадцатом и девятнадцатом и даже в двадцатом году внук
обогревался бабушкиной мебелью. С наслаждением отрубал он от стола его
львиные лапы и беспечно кидал в "буржуйку". Он особенно хвалил соборный
буфет, которого хватило на целую зиму. Все пригодилось: и башенки, и шпили,
и разные бекасы, а в особенности многопудовый цоколь. Горели в печке
бамбуковые столики, этажерки для семи слонов, кои якобы приносят счастье,
дурацкие лаковые полочки, украшенные металлопластикой, и прочая дребедень,
которую внук для краткости называл "гаргара" или "бандура".