"Илья Ильф, Евгений Петров. Начало похода" - читать интересную книгу автора

борт".
Это, конечно, значит, что всем оставаться на местах, а нам
действительно перейти на левый борт. Там нас никто не увидит, там мы не
будем портить картину.
Вечером кают-компания наполнилась вернувшимися с берега командирами.
Шли последние приготовления к походу. Все были очень заняты, все работали.
Даже парикмахер открыл свою каюту, пустил вентилятор, надел белый халат и
принялся стричь, брить и прыскать одеколоном.
Когда мы, взбудораженные первым днем на корабле, возлегли наконец на
свои койки, на нашем мостике послышались шаги и веселое мурлыканье: "О, эти
черные глаза... та-рам-та-ра-а-ра..." В открытой двери, заслонив собой
севастопольские огни, появилась фигура с чемоданом. Вошедший с громом
поставил чемодан на стол и, беззаботно пропев "меня плени-и-ли", внезапно
замолчал. Мы притаились, как мыши.
- Что за ч-черт! - послышался изумленный голос.
Пришелец схватил чемодан и выскочил наружу.
Из соседней каюты послышался шепот:
- Кто такие?
- Писатели.
- А шуба там?
- Шуба там.
- Ну пусть живут. "О, эти черные глаза-а..." А в кают-компании еще один
лежит на диване, толстенький, в очках. Тоже писатель?
- Художник.
- Значит, рисовать. "Меня плени-и-ли..." Бежал со всех ног, чуть на
последний баркас не опоздал. Сегодня на Приморском бульваре состоялся прыжок
смерти, выступал один артист московских и ленинградских цирков. Ничего
работает. Ну, послезавтра Стамбул! Приказ наркома - поднять флаги в Стамбуле
ровно в девять утра.
Это была последняя ночь в Севастополе. Следующая ночь пройдет в
открытом море, на пути в Босфор.
Завидное ощущение - проснуться утром от мысли, что происходит что-то
хорошее и необыкновенное, чего никогда в жизни еще не бывало. Скорей
одеваться! Ко мне, мои верные брюки!
Красное солнце висит в тумане над темно-фиолетовым берегом. Оно только
что взошло, и его еще можно рассматривать, не щурясь. Предметы еще не
отбрасывают теней. В такой час полагается быть утренней свежести, но на
нашем мостике тепло. Как раз под нами из брезентовых вентиляционных рукавов
дует горячий машинный воздух. Таким образом, нас омывает воздушный
Гольфштрем. Вода за ночь вышколена так, что в своей преданности портовым
властям не производит даже всплеска. И в полной тишине в бухту на веслах
входит рыбачий парусник с повисшим гротом. Такое состояние утра длится
недолго, цвета быстро меняются.
Фиолетовый берег сделался красным, а потом пожелтел. Вода в минуту
переменила четыре зеленых оттенка и задержалась на полдороге к голубому.
Солнце выпустило первый тончайший луч, и в сиреневой мгле Севастополя на
какой-то крыше сразу зажглось стекло. От Инкермана к городу потянулся
выпуклый дым, брошенный торопливо пробежавшим локомотивом. Дым стал розовым,
потом белым. Быстрее стали выступать из тумана далекие суда и городские
строения. Обозначились серые гладкие стены и трибуна водной станции. На