"Александр Иличевский. Бутылка (Повесть о стекле)" - читать интересную книгу автора

были, на почетном притом местечке, узнал я их... Лет семь тому я ихние
биографии на политинформации в школе докладывал: была у нас такая бодяга -
по утрам на первом уроке вырезки из "Правды" по очереди расписывали вслух
перед классом...
А как узнал я портреты - на чистой интуиции, необъяснимо - вздернул
бутылочку свою из рукава повыше, чтоб сподручней - наотмашь - с плеча
вскинуть...
Тут заминка вышла - Барсун вдруг с равновесья вздумал заваливаться.
Прислонили мы его к косяку, разворачиваемся, обходим залу, смотрю:
стоит нараспашку сейф-иконостас - точь-в-точь как в прошлой конторе, только
изнутри дверцы иконами увешаны, - а перед ним жирный мужик расхристанный, в
рубахе белой навыпуск, верхом на коньке-горбунке - на кресле-качалке с
ногами - туда-сюда, туда-сюда - и в сейф из арбалета целится.
Дзень-бум - ба-бах!
И стрелу перезаряжает - меланхолично, как "Герцеговину Флор", пальцами
из колчана на ощупь тянет.
Смотрю, а у него вместо мишени внутри - пачки денег, как в
"городках", выложены колодцем-пирамидкой: и стрелы ежом торчат.
Этот-то мужик Парфенычем и оказался. Никакой уже был, лыка не плел,
только мычал и рукой двигал в бессилии, будто пса гладил, - так что мне его
Барсун представил: мол, олимпийский чемпион по стрельбе из лука, а нынче -
завхоз ихнего филиала.
Ну, чтоб еще покороче - скажу сразу, чем кончилось.
Милицией. Напротив усадьбы ГОРО - через речку, у Головинского сада,
куда Петр к Лефорту на ботике по Яузе из Петербурга для ревизьи-по-мордасам
скатывался, - чудный бело-розовый госпиталь
Лефортовский - стройно так очень - стоял на взгорье по-над речкой - в
нем как раз в двенадцатом году Платоша Каратаев с кой-какими однополчанами
из Апшеронского полка отлеживался от лихорадки. Так вот, Барсуна за пальбу
по гошпитальным окнам-то и увезли с концами - мудила через фортку палил,
навскидку из арбалета: пальнет, прислушается, как стекла падают - и ржет от
счастья, затвор перетягивает. И Парфеныча менты для коллекции прихватили -
ни за что, так просто: пьяному ведь, как мертвому, все одно, где ночевать...
А нас с Молчуном - возьми да и выпусти из "воронка" на полдороге: за
полсотни.
Я дал. Молчуну, видно, все это по барабану было. Пока нас везли в
лефортовский "обезьянник", сидел чин-чинарем - спокойный, как
Емельян Пугачев: ногу на Парфеныча поставил, локтем на Барсуна оперся
(тот плашмя на скамейке пузыри храпом пускал), платок чистый достал,
утирается, за решетку на ландшафт по-хозяйски поглядывает.
Я размыслил-прикинул - чую: нечисто здесь что-то, - ну их всех в баню,
не хочу я в участке лишний раз светиться... Достал купюру - машу ею в задний
вид сержанту.
Тот по тормозам, к нам вертается:
- Командир, маловато будет: я те че - маршрутка?
Тут Молчун отозвался:
- Это за двоих, начальник. Остальных баранов я тебе на съедение
оставляю.
Отпирает нас сержант, взял полтинник, осмотрел, посторонился:
- Вы, - говорит, - трезвые и смирные, даром что сомнительные клиенты,