"Александр Иличевский. Бутылка (Повесть о стекле)" - читать интересную книгу автора

так что хиляйте поздорову, сами дойти сумеете, некогда мне с вами.
Ну, мы и пошли. А чего, собственно, не уйти, раз не держат? Вот если б
препоны чинили, тогда и остаться бы можно - чтоб шум не подымать.
А так-то - чего перечить?
Ну, значит, выходим. Глядь - опять телохраны, как архангелы, на
тротуаре стоят. Я было обратно в "воронок" полез, но он вспорхнул.
И тут как раз самое интересное начинается.
Молчун молчит, набычился, на меня не смотрит, а я бутылку за пазухой
жму - так, на всякий случай: поди прочитай, что там у него на уме, - может,
сердится за что-то, чего вдруг - еще драться полезет.
Но драться Молчун не стал. Наоборот даже. Охранников жестом
остраполил - мол, держитесь подальше - и легко так под руку к метро меня
влечет.
У подземного перехода сплюнул длинно в урну - попал, платочком утерся и
зырк - на меня с приглядкой.
Ну, я напутствие какое от него ожидал. Думал, сейчас скажет
чего-нибудь, вроде "живи", "бывай" или "не кашляй". Однако совсем обратное
прощание у нас с ним вышло. И не прощание даже, а наоборот
- знакомство.
- Меня, - Молчун говорит, - Петром Алексеевичем зовут. Вы извините, мы
вам тут собеседование несложное хотели устроить - только вот как оно все
вышло. Ну да ничего. Я и так вижу - вы нам годитесь вполне.
Я - честь по чести - в несознанку: стою, ног под собою не чую, не то
что землю. Бутылку еще крепче сжал - думаю: щас как вдарю - ежели что,
конечно.
А дальше Молчун такую пургу несет:
- Я, - говорит, - хочу предложить вам в нашей системе, в совместном
предприятии то есть, одно симпатичное место. Не пыльное совсем, при этом
вполне денежное, солнечное даже место. Вы, я вижу, в деньгах нуждаетесь - да
и проблемы личные вас поджимают.
А на том месте - все, как рукой, - слетит, исчезнет. К тому же -
поучаствуете в полезном деле: Партии и Комитету вновь требуется отбыть на
время в эмиграцию. Но мы вернемся еще, - тут Молчун как-то особенно
помрачнел, искра какая-то перебежала с левого глаза на правый. - На табулу
расу, так сказать, ворвемся, лет через пять...
В общем, приходите в пятницу к нам в филиал - мы там были сегодня, в
Эльдорадовский переулок, - я вам все разъясню с подробностями.
Руки не подал, повернулся - и пошел вразвалку: спина кожаная - стена
ерихонская, загривок - бритый в складках, каждая - в три пальца, а кулаки по
бокам свисают - будто палач за вихры головы несет, помахивает. И -
бугаи-охраннички за ним, как дети за папой.
И такой вот ужас меня тогда обуял - вспомнить стыдно.
Тут же поклялся себе - ни за что: режьте меня, полосуйте - баста, и так
напрыгался, теперь буду книжки читать под забором!
Рванул с ходу в метро и, спотыкаясь, попадал в нескольких местах на
эскалаторе. Влетел в поезд не на то направленье - и еще часа два куролесил
по городу, чтоб потеряться.
Однако же, не потерялся. От себя не уйдешь, не то что от дяди.
В пятницу из общаги, где после жены я в кастелянной на тюфяках
притулился, перебрался срочно в чердак - и оттуда, конечно, ни шагу.