"Александр Иличевский. Бутылка (Повесть о стекле)" - читать интересную книгу автора

бутылку свою плечом наружу подвигаю - думаю, как начнут бить, так хоть ей
оборонюсь, чтоб совсем не забили.
А Барсун тем временем отплевался и как завопит:
- Люблю Шостаковича! У-у-у! Пятую! Давай симфонию! У-у-ю! Всем -
лож-жись! - смир-рна! Пятую давай! Давай Пятую! У-у-у! Хочу плакать!
Су-уки, плакать хочу!..
В общем, пока он так выл, едва наша охрана подоспела - а то бы
Барсуна как пить взять - схавали б и растоптали: за хвост и башкой об
угол. Это точно - композиторы, они слов не понимают: у них сплошные чувства,
звуки - звери, прям, какие-то...
Думал я, что на этом все. Что меня теперь в свояси отпустят. Но не
тут-то было. Ошибся я. Причем трагически. Прямо, как Федра какая, ошибся.
Или - петух: который через думку свою окаянную попал в ощип,
- тоже фигура трагическая, не хуже Антигоны.
После Ростроповича последовал один актер. Добрейший дядька, понравился
мне очень. Забурились мы к нему у Белорусского вокзала.
Поднимаемся - смотрю, а в дверях, черт возьми - Генрих IV стоит, из
моего любимого кино, - только не в латах, а в трениках и в рубахе
навыпуск...
Приветил нас актер, накрыл стол, бутылки откупорил и песенник достал
- все как полагается. Только недолго у него мы загащивались.
Поорал Барсун вдоволь "Выхожу один я на дорогу", и тут мне поблевать
захотелось. Иду срочно в ванную, но смотрю краем глаза - Генрих за мной. Ну,
думаю, - мало ли чего, может, руки охота ему помыть.
Однако ничуть. Стою я, блюю мало-помалу, а король мне в ковшике
подносит воды с марганцовкой. Красивая у него ванная - я отметил: кругом
кафель с корабликами-рыбками всякими, и еще особенно запомнил
- на полке под зеркалом стоял шампунь забавный: прозрачная банка с
буквами, внутри - сияет янтарь жидкий, а в нем здоровенный жук-олень, а как
он туда рогами через горлышко поместился - чуднo, неясно.
Черпает Генрих мне, значит, третий уже ковшик, а после ласково так
массаж по спине, по плечам запускает. А я, дурак, расслабился зачем-то -
давно никто не уделял мне ласки: жену, идиот, телом вспомнил, чуть слезой не
пришибло. И на жука того в колбе смотрю-смотрю: чудится мне все, что он
рожки мне делает, шевелится.
Если б не жук - точно бы разревелся...
Хорошо, я вовремя очнулся: в зеркале Барсу н из дверей залыбился. Я ж
от измены такой обстремался срочно.
Спасибо, говорю, Генрих Антонович, но я совсем не по этой части.
Просто, говорю, жена от меня ушла.
Добрый Генрих тоже смутился:
- Ничего, - говорит, - извините, бывает.
Говорю ведь: превосходнейший человек - не только что фильм отличный.
Жаль, что мы срочно так от него ушли: Барсун снова тошнить захотел.
Причем, кричит: надо ему на воздух. - Воздух, - орет, мне дайте, - и во
двор без лифта деру, - мы за ним, ясно дело: всю песочницу заблевал, едва
дети спастись от дядьки страшного сумели.
А потом - прямо кошмар, что потом случилось.
Вообще, на первый взгляд, мы совершенно произвольно, совсем не
руководствуясь принципом наикратчайшести, колесили по городу, время от