"Иван Ильин. Жизнеописание, Мировоззрение, Цитаты" - читать интересную книгу автора

самоубийцы, кто вовремя ударит по руке прицеливающегося революционера, кто в
последнюю минуту собьет с ног поджигателя, кто выгонит из храма
кощунствующих бесстыдников, кто бросится с оружием на толпу солдат,
насилующих девочку, кто свяжет невменяемого и укротит одержимого злодея".
И все же, оправдывая применение силы в защиту добра, Ильин
предостерегает от возможности впасть в другую крайность - в признание
допустимости любых средств для достижения благой цели. Нравственное
достоинство цели ни в коем случае нельзя переносить на средства. Поэтому
Ильин четко формулирует и условия, в которых применение силы оправданно. И
прежде всего это определение зла по характеру совершаемых им поступков, а
также волевое отношение к жизни, принятие ответственности за свое решение и
действие и, наконец, последующее прижизненное нравственно-религиозное
очищение. И все это при ясном осознании того, что в конкретных жизненных
обстоятельствах бессильны мирные средства противления злу. "Сопротивляйтесь
всегда любовию. - пишет он. - а) самосовершенствованием, в) духовным
воспитанием других, с) мечом". Меч он поставил на третье место, после двух
духовных факторов. Идею любви и меча Ильин связывал с древнерусскими
традициями, с образами Михаила Архангела и Георгия Победоносца.
Есть у Ильина и еще одно важное возражение в адрес толстовства:
"...когда моралист, отстаивающий идеи непротивления, - пишет он, - подходит
к государственной, правовой и политической жизни, то здесь перед ним
простирается сфера сплошного зла, насилия, грязи". Интерпретируя толстовцев,
Ильин отмечает, что тут не может быть никакой сферы, где можно нести речь о
правосознании, о различных нормальных, цивилизованных способах жизни.
Духовная необходимость и духовная функция правосознания, по его мнению, от
моралиста совершенно ускользают. Вместе с отвержением права отвергаются и
"все оформленные правом установления, отношения или способы жизни: земельная
собственность, наследование, деньги, которые "сами по себе суть зло", иск,
воинская повинность; суд и приговор - все это смывается потоком негодующего
отрицания, иронического осмеяния, изобразительного опорочения. Все это
заслуживает в глазах наивного и щеголяющего своей наивностью моралиста
только осуждения, неприятия и стойкого пассивного сопротивления".
Это один из наиболее важных моментов в книге Ильина, действительно
характеризующий российское моралистическое сознание. Для жизни российского
общества испокон веков было характерно недоверие к правосознанию, к
повседневной государственной жизни, к самозащите человека, к формам
правозащитной и судебной деятельности. Ильин пишет: "Сентиментальный
моралист не видит и не разумеет, что право есть не обходимый и священный
атрибут человеческого духа; что каждое состояние человека есть видоизменение
права и правоты; и что ограждать духовный расцвет человечества на земле
невозможно вне принудительной общественной организации, вне закона, суда и
меча. Здесь-то личный духовный опыт молчит, а сострадательная душа впадает в
гнев и в "пророческое" негодование. И в результате этого его учение
окалывается разновидностью правового государственного и патриотического
нигилизма". Сказано сильно, справедливо и, к сожалению, актуально до сих
пор.
Абсолютно справедлива концепция Ильина и в отношении защиты правового
государства и спокойствия граждан. Правовое государство вынуждено применять
силу для того, чтобы противостоять тоталитаризму, фашизму; угрозе
гражданской войны и т.п. Толстой и толстовцы, конечно же, правы - пока не