"Выстрел по «Ледоколу». Как Виктор Суворов предавал «Аквариум»" - читать интересную книгу автора (Кадетов Александр)

Глава 3 НАЧАЛО КОНЦА

В жаркий июльский день 1970 года фирменный поезд Москва — Куйбышев отошел от 5-й платформы Казанского вокзала точно по расписанию в 17 часов 30 минут.

Владимир, разморенный жарой и духотой в вагоне и выпитым в ресторане пивом, забрался на свою любимую с детства вторую полку, блаженно вытянул усталые ноги, заложил руки за голову и, глядя в потолок, мечтательно улыбнулся.

У каждого человека иногда бывают в жизни такие минуты, когда ему хорошо. Вот в этом состоянии блаженства пребывал и Резун, думая под стук колес, как все удачно складывается в его жизни.

Колеса поезда постукивали на стыках рельс. В голове вертелся какой-то мотивчик, но никак не складывался в мелодию, и это немного раздражало, отвлекало от столь приятных мыслей. Володя вспомнил уроки пения в суворовском училище, на одном из которых преподаватель проверял слух у воспитанников. Нажимая на одну из белоснежных клавиш рояля, он просил определить ноту. Для суворовца Резуна вся октава от «до» до «си» звучала одинаково. Он пытался скрыть этот недостаток и поэтому в дальнейшем, когда его спрашивали, каким голосом он пел в суворовском хоре, отвечал: третьим. Но дело в том, что в суворовском училище Владимира в хор не взяли. Но ему все-таки удалось «попеть» в хоре киевского училища. Попал он туда случайно. На построении командир роты объявил, что в роте приказано создать хор. «Кто желает участвовать в ротном хоре, шаг вперед!» — скомандовал ротный. Ни один курсант не вышел из строя. Тогда командир роты скомандовал: «Рота, на-пра-во, в клуб шагом марш! Все будете петь в хоре». После спевки Резун подошел к командиру и сказал, что у него нет голоса. «Ничего, — ответил командир роты, — вставай в задний ряд, будешь только открывать рот». Так молодой курсант стал участником ротного хора.

И все-таки, несмотря на это вдруг нахлынувшее не очень приятное воспоминание, Владимир, лежа на полке в купейном вагоне, чувствовал себя по-настоящему счастливым. И было от чего. В кармане его кителя находилось предписание: прибыть к новому месту службы в Приволжский военный округ на годичную стажировку в разведывательный отдел округа с исключением из списка прежней части в Прикарпатском военном округе. Но главное состояло не в этом. Наконец-то его сокровенная мечта — попасть в Академию Советской армии — как никогда была близка к осуществлению. Он вспоминал, как приближался к этой заветной цели. Сколько переживаний, настоящих страданий и унижений пришлось ему испытать. Он с удовольствием думал о том, что сумел их выдержать. Но вот, наконец, все позади.

Мысли Владимира помимо его воли возвращались к тому судьбоносному дню — 18 октября 1969 года. Утром ему позвонил его начальник полковник Кривцов и коротко, не здороваясь, приказал тоном, не терпящим возражений: «Зайдите». Владимир даже запомнил время, когда это случилось. Было ровно 10.00, он машинально бросил взгляд на часы. Резун даже не успел ответить «слушаюсь», так как в трубке послышались частые гудки. Он быстро собрался, захватил с собой красную папку для докладов с разведсводкой за неделю и направился к Кривцову.

Когда Резун, предварительно постучавшись, вошел в кабинет начальника, то увидел незнакомого мужчину в штатском. На какое-то мгновение Владимир приостановился, не решаясь войти. Ему показалось, что он ошибся дверью. Бросилось в глаза, что мужчина сидел за столом его начальника и просматривал какие-то документы, а сам Кривцов стоял около него в почтительной позе, подчеркивающей, что гость — важная персона. Резун уже тогда, работая в штабе армии Прикарпатского военного округа, успел заметить, что чем выше начальство, тем ниже оно «сгибается вперегиб» и унижается перед еще более высоким начальством.

Выслушав доклад Резуна о прибытии, полковник Кривцов, обращаясь к мужчине в штатском, сказал:

— Товарищ полковник, прошу разрешения.

— Да, да, спасибо, — поспешно ответил незнакомец, вставая и протягивая Кривцову руку. Кривцов вышел из кабинета.

— Ну, давайте знакомиться, — проговорил «штатский» полковник, подходя к Владимиру ближе, приветливо улыбаясь и протягивая ему руку. — Полковник Иванов, представитель Генерального штаба.

— Старший лейтенант Резун, — ответил Владимир, вытянувшись по стойке смирно.

— Вы догадываетесь, товарищ старший лейтенант, по какому поводу вас пригласили сюда? — начал Иванов, присаживаясь за стол Кривцова и приглашая Резуна сделать то же самое.

— Никак нет, — выпалил Владимир, продолжая стоять на вытяжку, хотя шальная мысль-догадка промелькнула у него в голове. Отец писал, что «сваты» должны приехать в октябре в округ.

— Садитесь, садитесь, товарищ старший лейтенант. Я вам уже сказал, что являюсь представителем Генштаба, прибыл к вам в округ для отбора офицеров в Академию Советской армии, или, как ее часто называют, в Военно-дипломатическую академию. Вы слышали о ней?

— Да, я слышал о ней немного от сослуживцев, — ответил Владимир.

— Прежде чем начать наш предметный разговор, — продолжал представитель Генштаба, — нам надо выполнить небольшую формальность. — Полковник вынул из папки несколько листов, на которых был напечатан какой-то текст, и, протягивая их Резуну, сказал: — Это подписка о неразглашении содержания нашей беседы и анкеты. Ознакомьтесь, пожалуйста, с текстом подписки и распишитесь. О нашем разговоре вы не должны никому рассказывать. Подчеркиваю, ни кому. Анкеты заполните потом, дома.

Резун прочитал короткий текст подписки, расписался и передал ее полковнику.

— Ну а теперь мы можем начать нашу беседу, — сказал полковник, беря подписку и кладя ее к Ge6e в папку. — Академия Советской армии — закрытое учебное заведение, готовит офицеров стратегической военной разведки для работы за рубежом. Я ознакомился с вашим личным делом. Вы окончили разведфакультет Киевского высшего общевойскового командного училища и сейчас служите в разведотделе Прикарпатского военного округа. Так что вы не новичок в разведке. Правда, оперативная разведка отличается от стратегической, но все же с основными принципами вы, полагаю, знакомы.

— Нет, товарищ полковник, я не оканчивал разведфакультет. В нашем училище разведывательный факультет был организован через два года после моего поступления в КВОКУ (Киевское высшее общевойсковое командное училище), — поправил Резун полковника.

— В принципе это не так важно, — развивал свою мысль представитель Генерального штаба, — вы нам подходите. Поэтому, собственно, я с вами и беседую здесь. Вас положительно характеризует полковник Кривцов, ваш начальник. На вас написана положительная аттестация, вы владеете немецким языком, знакомы с организацией и вооружениями иностранных армий. Все это хорошо для будущего разведчика. Кстати, в какой степени вы владеете немецким языком? По-моему, вам по окончании суворовского училища присвоили звание военного переводчика?

— Немецкий язык я изучал в суворовском училище в течение семи лет. Потом три года в Киевском училище.

— Ну что же, у вас должна быть солидная языковая подготовка, — сказал полковник и вдруг, неожиданно для Резуна, перешел на немецкий, протягивая ему газету «Neues Deutschland»: — Bitte Genosse Oberleutnant lesen Sie diesen Absatz vor (пожалуйста, товарищ старший лейтенант, прочитайте этот абзац вслух).

Резун взял газету, начал читать выделенный красным фломастером абзац, постепенно по мере чтения преодолевая волнение и стараясь поймать необходимый темп и разделить текст на синтагмы (смысловой отрезок текста).

— Хорошо, спасибо, достаточно, — прервал чтение полковник. — Вам кто в суворовском преподавал немецкий?

— Немецкий язык в суворовском нам преподавал майор Шахнович. Он вел у нас и военный перевод, — отвечал Владимир.

— По окончании суворовского училища вы получили диплом военного переводчика? — спросил полковник Иванов.

— Так точно, — отвечал Резун. — Мы сдавали экзамены по военному переводу. — Про себя подумал: «Как хорошо, что я получил этот диплом. Каким потом он мне достался, знает только бог. Майор Шахнович драл нас как Сидоровых коз. Заставлял зубрить наизусть проклятые немецкие военные термины: „Drahthindernisse“, „Schulterklappen“ (проволочные заграждения, погоны) и прочую немецкую дребедень, которая до сих пор в памяти».

— То, что вы знаете немецкий язык, — продолжал между тем Иванов, — конечно, похвально. Это ваш, несомненно, плюс. Это увеличивает ваши шансы для нашей службы. Но мне не нравятся ваши звуки: ng, ch, h. Чувствуется влияние вашего родного, по всей вероятности, украинского языка. Но ничего, это дело поправимо. Как говорят немцы: «Ubung macht den Meister» (дело мастера боится). Правда, есть некоторые «но». Вы в армии, я имею в виду, в офицерской должности без году неделя. Хотя военную форму, погоны носите с детских лет. Ваше воинское звание и должность для офицера военной стратегической разведки, конечно, слабоваты. Но не всегда молодо — зелено, будем надеяться.

Пока полковник говорил, Резун успел его достаточно хорошо разглядеть. Полковнику на вид сорок пять — сорок семь лет, среднего роста, сухощав, русые коротко стриженные волосы. На висках уже заметная седина. Наиболее примечательными в его лице были глаза: серые, небольшие, насмешливые. Резуну показалось, что они излучают какой-то особый, проникающий в его душу свет. Голос у него был не громкий, но твердый, с четкой артикуляцией звуков. Когда он заговорил по-немецки, Владимир услышал настоящую немецкую интонацию, которую ему приходилось слышать в немецкой кинохронике: мелодия речи не опускается, как в русском языке, словно синусоида, то вверх, то вниз, а идет все время на одном уровне. На нем был серый шерстяной двубортный в крупную клетку пиджак хорошего покроя, по всей вероятности, импортный, белая нейлоновая рубашка, галстук завязан по-модному на два узла, коричневые брюки, черные туфли. Пожалуй, улыбка была наиболее отличительной чертой его внешности — добрая и обезоруживающая собеседника, располагающая к себе. Хотелось верить, что все, что говорит этот человек, правда.

— А вот что ещё, — улыбнулся полковник. — Вы холосты. А мы холостых, за редким исключением, на ответственную работу за рубеж не посылаем. Правда, я понимаю, это дело поправимое в вашем возрасте. У вас еще есть время обзавестись семьей. Вам только двадцать два года, все еще впереди. Девушка или невеста небось есть на примете?

— Девушка была, — замялся с ответом Резун, — но невесты пока нет.

— Что, «любовная лодка разбилась о быт», как сказал поэт? — допытывался полковник.

— Вроде этого, — уклончиво отвечал Владимир, краснея. Его полные щеки стали красными как мак, а лоб покрылся легкой испариной.

— Ну хорошо, оставим этот вопрос, — представитель Генштаба заметил смущение молодого офицера. — А как вы сами считаете, товарищ старший лейтенант, готовы вы к такой ответственной работе за рубежом, о которой я вам коротко здесь рассказал? Ведь офицер военной стратегической разведки не только приветствует на дипломатических приемах и раутах, как может показаться на первый взгляд. Это тяжелая, полная опасности работа, порой с риском для жизни. Приходится иногда копаться в «грязном белье», засучив рукава, лазить по помойкам в тайники, работать, не считаясь с личным временем, днем и ночью, без выходных. Вы готовы к такой работе?

— Да, я готов к такой работе, — взволнованно, но уверенно ответил Резун.

— Хорошо, — подытожил полковник в штатском. — Заполните анкеты, которые я вам дал, как там указано, напишите вашу биографию по предлагаемой схеме, не забудьте приложить к анкете две фотографии три на четыре и передайте все документы полковнику Кривцову. Может быть, я еще раз вызову вас на беседу, если мне потребуется что-нибудь уточнить. Я вам ничего не обещаю. Еще раз предупреждаю, что о нашей беседе никто не должен знать. Если все будет хорошо, вас вызовут летом в Москву на сдачу экзаменов в объеме средней школы. Суворовское училище и знание иностранного языка дают вам определенные преимущества перед другими абитуриентами.

Полковник встал из-за стола, протянул Резуну руку и, прощаясь, сказал:

— Желаю успехов.

Владимир поблагодарил и вышел из кабинета.

А дальше, вспоминал Резун, потянулись томительные дни ожидания: вызовут или не вызовут. Правда, отец вскоре прислал письмо и успокоил, написав, что все будет в порядке. Писал, мол, наберись, сынок, терпения и жди. У бати, возможно, была какая-то информация от его друзей-кадровиков. Отец в то время после ухода из армии в отставку принимал активное участие в ветеранском движении на Украине. Имел много друзей и знакомых среди военных.

В июне пришел долгожданный вызов из Москвы: старшему лейтенанту Резуну предписывалось прибыть к такому-то сроку в распоряжение командира в/ч номер… по адресу…

Все экзамены для Резуна оказались легкой прогулкой в столицу. Со своей подготовкой он действительно выглядел совсем неплохо на фоне других абитуриентов, хотя в суворовском училище не отличался блестящей успеваемостью. На экзамене по немецкому языку его поставили даже в пример другим. Когда Владимир вошел в аудиторию, в которой проходил экзамен, и доложил по-немецки о своем прибытии, преподаватель, женщина средних лет, театрально вскинула руки вверх и произнесла: «О mein Gott. Endlich sehe ich den Einzigen welcher deutsch spricht» («о боже, наконец-то я вижу единственного, который говорит по-немецки»).

После этой фразы экзамены по немецкому языку для Резуна свелись к небольшой беседе с преподавателем. Женщина спросила по-немецки, где он изучал язык, кто преподавал. Оказалось, что экзаменатор хорошо знала майора Шахновича по совместной учебе в ВИИЯ (Военный институт иностранных языков). Пошли воспоминания. Теперь уже абитуриент слушал преподавателя. Владимир получил пятерку и довольный покинул аудиторию.

Резун не блистал спортивными успехами, но и здесь, когда абитуриентов заставили подтягиваться на перекладине в спортзале, не сплоховал. Подтянулся десять раз, суворовская закалка давала о себе знать.

Ответы на вопросы тестов и собеседование с психологами не вызвали у него каких-либо серьезных затруднений. Беседы велись в очень корректной манере.

На следующий день после сдачи экзаменов состоялась мандатная комиссия.

В комнату, где заседала комиссия, приглашали по одному. Выходил полковник со списком в руках, громко называл фамилию и приглашал очередного абитуриента на ковер.

Офицеры находились в большом зале в ожидании вызова. Кто курил, нервно расхаживая по коридору, кто сидел, о чем-то думая, некоторые, сбившись в группки по два-три человека, негромко разговаривали между собой, практически не нарушая напряженной тишины, стоявшей в зале. Она нарушалась, только когда дверь открывалась и из нее выходил проэкзаменованный офицер. Характер в экстремальной ситуации проявляется наиболее ярко, в этот день Резун это увидел воочию. Вот из дверей выходит возбужденный, красный как рак офицер. Спешно вынимает сигарету, закуривает. Несколько абитуриентов подлетают к нему: «Ну как? Ну что?» Тот, нервно затягиваясь, пытается что-то объяснить. А вот в дверях появляется чуть побледневший молодой человек, молча покидает зал и удаляется в курительную комнату, не желая ни с кем разговаривать. Некоторые выходили с гордо поднятой головой, уверенные в своем успехе. Охотно отвечали на вопросы товарищей, снисходительно улыбались и, конечно, считали, что они, без всякого сомнения, прошли и у них все трудности уже позади. Таких среди абитуриентов было немного, они, как правило, были не из войск, служили в Москве в теплых местах.

Резун вздрогнул, услышав свою фамилию, вскочил со стула и быстро направился к полковнику.

— Прошу вас, товарищ старший лейтенант, входите, вас приглашают, — сказал вежливо полковник, пропуская его вперед.

Резун открыл дверь, со словами «разрешите войти» вошел в просторную комнату и строевым шагом направился по ковровой дорожке к длинному столу, накрытому зеленым сукном, стоящему в глубине зала. Остановившись в двух-трех метрах от стола, Владимир четко доложил о своём прибытии председателю мандатной комиссии. Голос его при докладе слегка дрожал от волнения, а сердце готово было вырваться из груди.

Как в тумане, он видел за столом сидящих людей в военном и штатском, но отчетливо различил только председателя мандатной комиссии, моложавого на вид генерала приятной наружности с копной седеющих волос. На его кителе была довольно большая колодка орденских планок. Через несколько лет, проходя по длинному коридору Управления кадров ГРУ, Резун остановился у стенда ветеранов — участников Великой Отечественной войны 1941–1945 годов и узнал на фотографии председателя мандатной комиссии. Генерал в парадном мундире при всех орденах с чуть заметной насмешливой улыбкой смотрел с фотографии уверенно и с достоинством. «Ничего себе!» — воскликнет он тогда про себя, подходя ближе и разглядывая фотографию. Пять орденов Красной Звезды, красиво, по диагонали сверху вниз, как журавлиный клин в небе, рассекали генеральский мундир. Начинающий разведчик робко и завороженно смотрел на фотографию. Со времен суворовского училища Резун привык уважать орденские планки. Там мальчишки сначала ценили офицера по орденам и нашивкам от ранений, а потом уже по делам.

— Значит, что, товарищ старший лейтенант, — услышал он приятный баритон, — пожаловали к нам и решили себя посвятить аморальной профессии разведчика? Решили покопаться в чужом грязном белье? Согласны склонять людей к предательству родины и сотрудничеству с советской разведкой? Вы этому хотите посвятить свою жизнь, молодой человек?

— Я не считаю профессию разведчика аморальной, — с некоторой паузой нерешительно ответил Резун, не узнав своего голоса и почувствовав, как лоб его начал покрываться мелкими капельками пота, а в коленях появилась предательская слабость.

— Ах, вот как, — председатель пошел в атаку. Голос генерала сорвался на фальцет, он повернул голову сначала направо, потом налево, как бы обращаясь к сидящим за столом членам мандатной комиссии и приглашая принять участие в беседе. — Он считает, воровать чужие секреты — не аморально. Вербовать иностранных граждан, склонять их к предательству — все это не аморально?

Резун никак не ожидал такого поворота событий, такого напора со стороны председателя комиссии. Ведь проходившие до него комиссию офицеры рассказывали, что она ведется в очень корректном и спокойном тоне. На некоторое время Владимир растерялся и не знал, что ответить, стал уже сомневаться, правильно ли ответил вначале. В зале воцарилась неловкая тишина, пауза неоправданно затягивалась. Резу ну казалось, что члены комиссии слышат стук его сердца. И вдруг пришла спасительная мысль.

— Но Владимир Ильич Ленин, — начал с какой-то опаской, неуверенно абитуриент, — в своей речи на III съезде Союза молодежи в 1920 году говорил, что все, что служит делу построения коммунизма, — морально. А советская разведка служит этому делу.

Теперь тишина повисла над столом комиссии, и вновь возникла пауза. Члены комиссии с любопытством, а некоторые даже с плохо скрываемым злорадством поглядывали на генерала и ждали, как он выкрутится из неожиданного остроумного ответа абитуриента и парирует его железный аргумент.

— Да, да, конечно, вы правы, — прервал затянувшуюсяпаузу уверенный голос генерала, — все, что служит коммунизму, безусловно, морально и не подлежит никакому сомнению. Следовательно, как вы, товарищ старший лейтенант, правильно отметили, профессия разведчика, советского разведчика, в соответствии с ленинским положением моральна. Ведь работа советского разведчика за рубежом действительно служит делу построения коммунизма, приближает его победу во всем мире.

Те члены комиссии, которые лелеяли надежду, что генерал споткнется на каверзном ответе молодого старшего лейтенанта, по всей вероятности, не знали и не учитывали, что генерал был тёртый калач в вопросах марксизма-ленинизма. За его плечами была Военно-политическая академия имени В.И. Ленина, много лет партийной работы в войсках на полигоне в Капяре и на Старой площади в Административном отделе ЦК КПСС. В Капяре он даже руководил вечерним университетом марксизма-ленинизма.

— У кого еще есть вопросы к старшему лейтенанту Резу ну?

«Как хорошо, что мне вовремя пришли в голову спасительные ленинские слова», — с облегчением подумал Резун.

— Разрешите, товарищ генерал, — раздался голос грузного седого полковника с левого края стола.

— Да, пожалуйста, — ответил председатель комиссии.

— Скажите, товарищ старший лейтенант, у вас в аттестации отмечается, что вас целесообразно использовать на военно-дипломатической работе. Вы в каких отношениях находитесь с начальником, писавшим вам аттестацию?

— Я первый раз слышу об этом и не видел никогда аттестацию, о которой вы говорите, я даже не знаю, кто мне ее писал, — ответил Резун.

— Ее подписал полковник Кривцов, — не унимался седой полковник.

— Полковник Кривцов — мой прямой начальник, но он не знакомил меня с аттестацией, — уверенно парировал вопрос Резун.

— Хорошо. Больше вопросов нет? — взял вновь в свои руки бразды правления председательствующий генерал. — Вы свободны, товарищ старший лейтенант, решение вам объявят позже.

Когда абитуриент покинул зал приемной комиссии, генерал, обращаясь к членам комиссии, сказал:

— Смотрите, товарищи, какой находчивый молодой офицер. Вот таких нам и надо брать в разведку. Думаю, товарищи, вы все поддержите меня. Хороший офицер.

— По-моему, у психологов к нему были какие-то претензии… — начал было полковник с артиллерийскими эмблемами на погонах.

— Ну, психологи — это теоретики, — отмахнулся генерал. — Они со своими тестами вечно мудрствуют. Мы с вами — практики. Без всяких тестов человека видим насквозь и знаем, какой человеческий материал нам подходит. Смотрите, как он Ленина знает и, самое главное, умеет на практике применять. Не растерялся от моих вопросов. А психологи сейчас пытаются ввести для проверки какой-то детектор лжи. Знаем мы эти буржуазные штучки. Мы как-нибудь и без этого обойдемся. У нас на вооружении есть вечно живое марксистско-ленинское оружие. Итак, я вижу, все «за». Пойдем дальше.

Такое игнорирование результатов психологических тестов не могло привести к положительным результатам при отборе кандидатов. А между тем психологи при обследовании Резуна отметили: «У абитуриента очень низкий порог лабильности, то есть устойчивости к стрессовым факторам. Человек с таким низким пороговым уровнем очень медленно выходит из стрессового состояния и утрачивает, находясь в таком состоянии, способность адекватно и разумно противостоять целенаправленному воздействию на его психику».

Когда Резун вышел из комнаты, он был близок к обморочному состоянию.

После того как мандатная комиссия закончила свою работу, абитуриентов собрали в зале и зачитали список офицеров, зачисленных в академию. Владимира в списке зачисленных не оказалось. Полковник, зачитав список, попросил его зайти к нему в кабинет. Оставшись вдвоем, полковник сообщил, что Резун зачислен в академию условно с предварительным прохождением годичной стажировки в войсках. Приказ о его назначении был подписан и направлен в Прикарпатский военный округ.

— Вам следует, — сообщил полковник, — немедленно явиться в строевой отдел в комнату номер 38 и получить там все необходимые документы и инструкции о ваших дальнейших действиях.

В строевом отделе ему выдали все необходимые документы и сообщили, что сейчас ему надлежит отправиться к месту прежней службы, рассчитаться с частью и в соответствии с предписанием отбыть к новому месту службы — в штаб Приволжского военного округа в город Куйбышев для прохождения годичной стажировки в разведывательном отделе округа.

Резун в строевом отделе получил проездные и на следующий день отправился во Львов. К счастью, его начальник Кривцов был в отпуске, и Владимиру удалось избежать встречи с ним, которой он очень боялся.

Из Львова, рассчитавшись с прежним местом службы и получив проездные документы до Куйбышева, Резун отправился к новому месту службы. Его путь лежал через Москву.

Под стук колес Резун заснул, не раздеваясь, убаюканный сладкими воспоминаниями и мечтами о будущем.

Под утро ему приснился его любимый дед Василий, с которым он жил вместе до поступления в суворовское училище. Подсознание вытащило кусок из его детства. Словно наяву, Владимир увидел восне, каклетом 1959годаон приехал всвой первый отпуск в родное село (имеется в виду село Звонецкое Солонянского района Днепропетровской области. Здесь были родные места отца и деда Василия. В 1945 году в селе Соленое, недалеко от Звонецкого, родился брат Александр).

Ему отчетливо виделось, как он шагает по пыльной улице села жарким июльским днем в белой гимнастерке, черных брюках с красными лампасами к отчему дому. Он убыстряет шаг, вот-вот побежит. Прошел год, как он расстался с родителями. На углу улицы показалась знакомая соломенная крыша хаты деда Василия.

Наконец он дома, за столом, в кругу семьи. Дед никак не наглядится на внука и все повторяет одни и те же слова: «Смотри, смотри, какой хлопец стал», и тайком смахивает слезу шершавой, привыкшей к труду рукой. Через некоторое время в хате собрались ребята со всего села. Девчонки робко посматривают на Владимира, краснеют, мальчишки явно завидуют, даже старший брат Александр смотрит с нескрываемой завистью и какой-то обидой. Ведь он так и не стал суворовцем. Владимир тоже чувствует себя не в своей тарелке, за год отвык от гражданского общества. Никто из собравшихся ребят никогда не видел живого суворовца, он для них настоящий генерал — сдержанный, серьезный (военная форма ко многому обязывает). Куда только делись уличные замашки и привычки.

Через неделю суворовец уже освоился с окружающей обстановкой, гонял целыми днями с ребятами мяч, ездил в ночное, сидел у костра, пек картошку, помогал деду по дому.

Приснился Владимиру и закадычный друг Тарас. Как-то он пригласил Володю поехать с ним в райцентр помочь продавать колхозные арбузы. Тот с удовольствием согласился. Погрузили арбузы в подводу и отправились в дорогу. Приехали в район, расположились на базарной площади, разгрузили арбузы, начали продавать. Командовал парадом шустрый Тарас, Владимир был на подхвате: подавал арбузы, помогал взвешивать. С непривычки дело не ладилось. Через некоторое время у подводы образовалась длинная очередь. Бабы галдели, как пуганые галки осенью на деревьях, выражая недовольство нерасторопностью продавцов, которые были явно не в ладах с арифметикой. Ребятам пришлось изрядно попотеть и наслушаться нелестных слов в свой адрес.

На следующий день к ребятам подошел старик-еврей, который в своей лавочке напротив торговал шнурками и наблюдал за неумелыми мальчишками. Старик сказал ребятам, что так торговать не годится, что они скоро могут остаться без штанов от такой торговли. Мудрый еврей показал им, как надо быстро считать, не оставаясь внакладе. «Надо так облапошить покупателя, чтобы он остался доволен и еще спасибо сказал продавцу», — внушал старик.

Молодые пацаны с благодарностью восприняли его советы. И дело действительно пошло. Арбузы быстро распродали, покупатели не нарадовались на молодых хлопцев. Ребята выполнили колхозный план, заработали себе на мороженое и гордые возвратились домой.

Дома Владимир в кругу семьи с восторгом рассказывал о мудром добром еврее. Все слушали, одобрительно кивали головой. Отец сказал:

— Да, хитрый, умный еврей. Они умеют торговать. Торговля — их профессия с древних времен.

Дед слушал, кашлял в кулак, морщился, но помалкивал. Когда родители ушли, дед, обращаясь к внуку, сказал:

— Ты знаешь, Володя, у иудеев вера такая — без обмана не проживешь. Еще Иисус Христос выгнал торгашей-иудеев из храма. Они его за это и распяли. А ты православный. Я тебя сам крестил в церкви. У нас, у православных, обман — это великий грех. Да, наверное, и тебя в суворовском твоем учат быть честным. Суворов-то говорил: «Сам погибай, а товарища выручай». И сам он сухарь последний с бойцом делил. Поэтому негоже обманывать, это грех брать на свою душу.

На этом месте сон оборвался. Лучи солнца пробивались через занавеску окна, падали на подушку, скользили по лицу, щекотали, будили. Резун открыл глаза, попытался вспомнить, что еще сказал дед, и не смог. «Пожалуй, все-таки больше прав мудрый еврей, — решил Владимир, — дед — идеалист, живет старыми понятиями, а сейчас другое время. Хочешь жить, умей вертеться. Иначе останешься в дураках».

Поезд шел по длинному мосту через Волгу. Подъезжали к Сызрани. Резун жил и учился на Волге в городе Калинине два года. Но разве можно было сравнивать ту Волгу с этой — под Куйбышевом, широкой и раздольной, стенькаразинской. Нет, и Днепр уступал великой русской реке. Владимир учился в Киеве и частенько ездил в Дарницу на метро по знаменитому, построенному на одной сварке, патоновскому мосту через Днепр на свидание с Оксаной. Как знать, если бы она его не отвергла и ответила на любовь, возможно, ехал бы сейчас к своему новому месту службы с женой. Владимиру неприятно было вспоминать этот период своей жизни. Тогда ему казалось, он влюблен в Оксану. Ну и черт с ней, подумал Резун. С глаз долой — из сердца вон.

Владимир смотрел из окна вагона на Волгу и не мог оторвать взгляда от открывающейся красоты. Наверное, вот от этой раздольной природы и родилась широта души в русском характере, стремление к воле, к беспределу.

Еще через два часа старший лейтенант Резун выходил из вагона поезда на вокзале в городе Куйбышеве. В Москве он отъезжал с Комсомольской площади и в Куйбышев приехал на Комсомольскую площадь. После Киева, Львова и Москвы вокзал в Куйбышеве показался Резуну захудалым и серым. Даже в Воронеже и Калинине вокзалы выглядели приличнее и солиднее. Резун с трудом нашел такси и поехал в гостиницу кэч (коммунально-эксплуатационная часть). Гостиница находилась недалеко от здания бывшего Куйбышевского суворовского военного училища на высоком берегу Волги.

Устроившись, Резун решил прогуляться по городу. Воскресенье, спешить ему было некуда. Деревянные одноэтажные и двухэтажные домики сбегали с крутого берега к набережным, образуя узкие улочки с булыжной мостовой. Город показался грязным, провинциальным и неустроенным. В нем было мало современных зданий.

Город Куйбышев в то время был закрытым. Резун слышал, что во время войны сюда эвакуировали десятки заводов и фабрик из Москвы и других городов СССР, здесь находился завод номер 45.

В понедельник Резун прибыл в штаб Приволжского военного округа, представился начальнику разведотдела округа полковнику Леонову. Владимира приняли доброжелательно, явно обрадовавшись прибывшему новому штыку. В отделе всегда не хватало людей, а работы было невпроворот. Разведотдел округа состоял организационно из первого отделения войсковой разведки, второго отделения информации, следственной части и делопроизводства.

Узнав, что Резун знаком с информационной работой, полковник Леонов назначил вновь прибывшего офицера на вакантную должность начальника второго отделения информации, поставив ему задачу наладить работу отделения. Начальник разведотдела, представляя старшего лейтенанта Резуна личному составу, объявил, что новичок прибыл на годичную стажировку и будет исполнять обязанности начальника информационного отделения. Личный состав отдела, особенно вольнонаемные девушки из делопроизводства с любопытством поглядывали на молодого офицера.

Стажировка — это не работа. Можно относиться к делу шаляй-валяй. Владимир был не только дисциплинированным офицером, но и хорошо понимал, что его ждет впереди и что он должен хорошо себя зарекомендовать для достижения заветной цели.

Он старался использовать этот шанс. Ему нравилось копаться в толстых справочниках, писать аналитические справки, разбираться в организационных структурах иностранных армий, изучать ТТХ различных видов вооружений и военной техники. Еще во Львове он интересовался толстыми синими книжками, «Разведывательными сводками», которыми зачитывался и многое помнил наизусть, особенно про бронетанковую технику. Это был его конек. Он регулярно просматривал журналы «Военный вестник», «Военный зарубежник», сравнивал нашу технику и вооружение с иностранными аналогами.

Полковник Леонов очень быстро разглядел в Резуне аналитические способности и вовсю их использовал в работе отдела. В отделе скоро стали звать Резуна «ходячей военной энциклопедией», обращались к нему за различными справками, просили выступить перед личным составом с докладами и обзорами. Владимир помнил советы отца, он все больше и больше мечтал о карьере военного дипломата.

Разведотдел внутреннего военного округа был невелик. Владимир быстро познакомился с сотрудниками отдела, пользовался у них уважением и авторитетом.

С первых дней своего пребывания в штабе округа Владимир обратил внимание на машинистку отдела делопроизводства Татьяну Корж. Миловидная девушка запала ему в сердце, и в голове мелькнула шальная мысль: «Вот такая звонкая девица, — это была излюбленная характеристика для девушек, высшая оценка, — может стать моей женой». Он даже посвятил ей стихи ко дню рождения:

Татьяна Корж работала в разведотделе округа с семнадцати лет. После окончания десятилетки она не поступила в институт, пошла на курсы машинописи, окончила их. Она и не стремилась продолжить свое образование, поступить учиться в институт, мечтала поскорее выйти замуж за хорошего человека и начать самостоятельную жизнь. Ее отец Корж Степан Витальевич, кадровый офицер Советской армии, помог дочери устроиться машинисткой в штаб округа. Симпатичная, складная, попав в окружение молодых офицеров, она быстро стала пользоваться всеобщим вниманием. Комплименты сыпались со всех сторон. Вскоре нашлись и ухажеры. Особенно нравился Татьяне капитан из первого отделения войсковой разведки. Высокий красавец, участник венгерских событий 1956 года, получивший за это орден Красной Звезды, был ранен в Будапеште, служил в спецназе. На этого молодца многие девушки засматривались и вздыхали. Отпугивало Татьяну лишь то, что капитан был разведен, платил алименты и увлекался спиртным.

Резун долго не решался познакомиться с Татьяной. Мешала природная стеснительность и первый неудачный опыт с Оксаной. Но, даже преодолев свой комплекс, он не мог добиться желаемого результата. Татьяна односложно отвечала на его вопросы. Володе даже стало казаться, что ее словарный запас с трудом дотягивал до размеров лексикона Эллочки-людоедкм, у него создалось впечатление, что она пустая, недалекая девчонка, которую мало что в жизни интересует. Кроме того, Резун видел, что вокруг Татьяны вился целый рой молодых красивых офицеров. Владимир понимал, что на фоне этих гвардейцев он смотрелся слабовато. Однако скоро сотрудникам стало известно, что Резун стажер и через год их покинет. В курилках шептались, что работают с будущим разведчиком. Слухи, что в отделе работает «новый Штирлиц», по-видимому, доходили и до Татьяны. Она стала больше внимания обращать на молодого перспективного офицера.

Ежедневно Владимир и Татьяна пересекались по работе, иногда вместе обедали в офицерской столовой, встречались на днях рождения сослуживцев, на вечерах самодеятельности, концертах. Иногда молодые люди вечером возвращались вместе пешком до конца улицы Куйбышева. На Комсомольской площади они расставались: Владимир шел в свою гостиницу кэч на улицу Обороны, а Татьяна сворачивала налево на Галактионовскую улицу, где она жила с родителями в доме специалистов. По дороге они говорили на разные темы и постепенно сближались. Татьяна оказалась разговорчивой девушкой, ей было интересно общаться с молодым человеком, который так много знал и так интересно рассказывал. Татьяну все больше и больше покорял Владимир: его галантные манеры, образованность, рассуждения о жизни. «Конечно, — думала Татьяна, — росточком он не вышел, в нем мало от мужчины: пухлый, круглый, женоподобный. Иногда его хочется погладить, словно котенка. Но что толку от этих генералов-красавцев, которые вертятся около меня на работе? У них одно на уме, по глазам вижу. А этот — серьезный парень, имеет перед собой твердую цель в жизни».

Как-то после долгих и мучительных колебаний Резун решил пригласить Татьяну в театр на оперу «Евгений Онегин». Театр находился на площади Куйбышева совсем рядом с местом их работы. Татьяна с большим удовольствием приняла приглашение. Владимир едва сдержал радость. После спектакля Резун провожал Татьяну домой. Когда они шли по площади Куйбышева, Татьяна рассказала, что под площадью, где находился оперный театр, под землей на глубине 37 метров во время войны были вырыты многочисленные разветвленные туннели. Там располагалось убежище для высшего командного состава, а также ставка обкома ВКП(б). Вход находился недалеко от памятника В.И. Чапаеву. В настоящее время все эти секретные убежища открыты для обозрения общественности. Там создан «Музей-бункер И.В. Сталина», сделанный еще во время войны. Однако сам Сталин в нем никогда не был.

С этого дня Татьяна с Владимиром стали встречаться все чаще и чаще. Резун уже не стеснялся открыто ухаживать за Татьяной. Среди сотрудников сразу поползли слухи. Девчонки на работе откровенно завидовали Тане, шептались, хихикали, а про себя думали: надо же, какого завидного жениха наша Татьяна отхватила, а работает у нас ведь без году неделя. Шустра, шустра, выйдет замуж, станет, глядишь, генеральшей.

Они часто назначали друг другу свидания у памятника В. И. Чапаеву напротив Дома офицеров. Отсюда они, как правило, направлялись вниз по Красноармейской улице к Струковскому парку имени A. M. Горького — Струкачам, как называли парк горожане. Парк протянулся узкой полосой вдоль улицы Водников и набережной на высоком берегу Волги. В Струкачах был деревянный ресторан, кафе, танцплощадка, аттракционы и цирк шапито с полотняным куполом.

Иногда Татьяна, как всякая женщина, опаздывала на свидания. Владимир очень переживал. Расхаживая у памятника, курил одну сигарету за другой, то и дело смотрел на часы, сгорая от нетерпения. Приходил он на свидание всегда на полчаса раньше, поэтому ожидание для него превращалось в тяжелую муку. Когда Татьяна наконец приходила, Владимир сердился, по-мальчишески надувал губы, обижался, долго отходил, расспрашивал о причинах опоздания, ревновал.

В Струкачах они ходили на танцплощадку. Владимир неплохо танцевал, сказывалась суворовская выучка. Он много рассказывал Татьяне о времени, проведенном в суворовском училище. С гордостью вспоминал, что пять раз участвовал в парадах на Красной площади в Москве. Когда же Татьяна спрашивала его о службе в Прикарпатье, он становился замкнутым и старался перевести разговор на другую тему. Радостное приподнятое настроение Владимира улетучивалось в один миг, как только он вспоминал о своей непродолжительной службе во Львове.

Львов поразил Резуна своей непохожестью на другие города, в которых ему приходилось бывать. Узенькие чистые улицы, невысокие каменные дома, католические костелы с остроконечными готическими шпилями, маленькие одновагон-ные, словно игрушечные, трамвайчики, идущие по узкой колее. Того и гляди, трамвай сойдет с рельсов и опрокинется на крутом повороте. Некоторые постройки поражали оригинальной архитектурой, смесью готического, романского стилей с модерном. Бросались в глаза частные добротные дома, утопавшие в зелени садов. Львов был расположен на холмах, в нем было много парков и скверов.

Прибыв во Львов, Резун поехал на такси в кэчевскую гостиницу на улице Коперника в центре города недалеко от штаба округа. Устроившись, решил побродить по городу. Кто-то посоветовал побывать на холме Славы, с которого, как ему сказали, весь город виден, как на ладони. Жители Львова показались Владимиру хмурыми и недоброжелательными. Прохожие на вопрос, как проехать до холма Славы, отвечали с неохотой или совсем не отвечали. Резун с трудом понимал местную речь: смесь украинского, польского, гуцульского, русского.

На следующий день Резун в штабе округа получил назначение на должность командира танкового взвода и отправился в часть представляться командиру полка. Армейская жизнь подхватила Владимира, затянула в водоворот трудовых будней. Офицеры в полку были на вес золота. Резун быстро влился в дружный полковой офицерский коллектив. Взвод ему достался отменный, экипажи — слаженные, из старослужащих.

Молодой лейтенант попал с корабля на бал. Стояла осень — время инспекторских проверок в войсках. На боевых стрельбах на инспекторской проверке взвод отстрелялся на «отлично». Сразу после инспекторской начались крупномасштабные учения в составе нескольких округов. Учениями руководил министр обороны. После учений и инспекторской проверки Владимир почувствовал себя настоящим обстрелянным офицером, знавшим, почем фунт лиха: как тяжело сутками недосыпать, отвечать за доверенных тебе солдат.

Вскоре его вызвали в штаб полка и вручили приказ о назначении в разведотдел армии. Началась совершенно новая служба, которая повлияла на карьеру, определила всю дальнейшую его жизнь.

Мурашки пробегали по его спине, когда он вспоминал своего начальника в разведотделе армии, который снился потом ему по ночам в течение многих лет. Резун вскакивал с постели, ощупывал себя и, убедившись, что это просто кошмарный сон, успокаивался и ложился. Но ему снова и снова снилось, что звонит телефон и пьяный голос в трубке требует немедленно зайти. Резун, преодолевая липкий страх, поднимается по пустой лестнице в кабинет. Начальник вынимает из сейфа бутылку водки. Наливает. Приказывает: «Пей!» «Я не хочу», — робко возражает Резун. «Пей, я тебе говорю!» Давясь, Владимир пьет. «Я тебя сделаю человеком. Будешь работать в ГРУ. Офицер разведки должен уметь пить, и много пить. Я тебя научу и сделаю настоящим разведчиком». Резун пьет через силу, подчиняясь начальнику. Быстро хмелеет. Начальник подходит к размякшему Резуну. Глаза у него наливаются кровью, как у разъяренного быка. Мутными глазами смотрит на свою жертву и, шевеля пьяными непослушными губами, говорит: «Ты что, правда во всем этом не находишь наслаждения или только притворяешься?» «Не нахожу», — слабым голосом отвечает Резун. «Жаль, надо искать и находить наслаждение и удовольствие в муках и страданиях. Это — высшая стадия наслаждения. Она доступна только сильным, сверхчеловекам. Ты еще молод. Не понимаешь. С годами поймешь. Наслаждение, когда тебе подчиняются другие люди. Ты должен стремиться к этому. Я научу тебя это понимать. Ты будешь мне благодарен до гробовой доски, мальчик. Прожить на этом свете можно, только перегрызая глотки другим. Если этого не сделаешь, перегрызут глотку тебе. А теперь иди». Ре-зун сам принадлежал к тому же племени извращенцев.

Сближение Татьяны и Владимира после их знакомства шло довольно быстро, молодые люди находили много общих интересов, часто встречались.

Летом 1970 года Татьяне исполнилось восемнадцать лет. Она пригласила Владимира на свой день рождения. Предстояло познакомиться с родителями Татьяны. Владимир купил бутылку хорошего марочного вина «Букет Абхазии», цветы, коробку конфет. Он произвел хорошее впечатление на родителей Татьяны. Особенно понравился отцу. Они быстро нашли общий язык, разговорились. Степан Витальевич узнал, что отец Резуна тоже кадровый военный, с Украины и почти что земляк.

Мать Татьяны Клавдия Федоровна суетилась у стола. Владимир понравился ей своей скромностью, воспитанностью. «Да, — думала она, — о таком женихе для дочери в наше время можно только мечтать: и умен, и образован, и обходителен. Пойди найди такого. И смотрит такими влюбленными глазами на дочь, и так внимателен к ней. Росточком не вышел, но ничего. Мал золотник, да дорог».

И все-таки сердце Татьяны не лежало к Владимиру. Капитан-десантник занозой сидел в сердце. А Резун между тем все настойчивее добивался своей цели. Отец в письмах торопил и напоминал сыну, что пора серьезно задуматься о женитьбе, если он хочет учиться в академии. Владимир и сам постоянно думал об этом, спешил и однажды решился на откровенный разговор с Татьяной. Приближалось время, когда ему со дня на день мог прийти вызов из Москвы.

Во время очередного свидания Владимир пригласил Таню в летний ресторан в парке. Цветущая сирень наполняла воздух пьянящим ароматом. С реки дул легкий теплый ветерок. Красавица Волга текла внизу широко и величаво.

Владимир с Татьяной сидели за отдельным столиком на открытой веранде, музыка доносилась с танцплощадки, иногда слышались гудки пароходов с Волги.

Резун никак не мог найти подходящий момент для серьезного разговора. Говорили о пустяках. Неожиданно Татьяна помогла ему своим вопросом.

— Ты когда собираешься в отпуск в этом году? Я что-то тебя не видела в плане отпускников на этот год, который на днях печатала для начальника. Тебя там нет.

— Понимаешь, — Владимир с радостью ухватился за соломинку, — меня и не должно быть в плане отпускников. Я ведь, как тебе сказать, — замялся Резун, — жду вызова. Моя стажировка подходит к концу, я должен уехать на учебу.

— Куда? — спросила Татьяна.

— Знаешь, — вновь замялся Владимир. — Я не могу тебе обо всем говорить, я давал подписку, хотя многое зависит от наших отношений. Если бы я был уверен, что мы с тобой «как два берега», то, пожалуй, мог бы рассказать больше, поделиться с тобой, если ты будешь молчать об этом и никому ни слова.

— Что ты имеешь в виду, какие два берега? — спросила Татьяна и густо покраснела.

— Ну, ты, думаю, понимаешь, — уклончиво отвечал Владимир. И продолжал после некоторой паузы: — Я бы хотел, чтобы мы с тобой были вместе на всю жизнь. Если ты согласна… — Голос Владимира дрогнул, он взял ее руку и, боясь ответа, поспешно добавил: — Если ты согласна, я расскажу тебе обо всем, и мы уедем отсюда вместе. А после учебы мне предстоит работа за границей — в Германии или во Франции. Я не должен был тебе обо всем этом говорить, но я тебя люблю.

Резун остановился и впился глазами в Татьяну. Он слышал, как у него билось сердце. Наступила пауза, которая показалась ему вечностью. Наконец, справившись с волнением, он спросил:

— Ты готова поехать со мной?

— Да, — прошептала Таня.

После ресторана они долго бродили по аллеям парка, целовались. Владимиру казалось, что нет на земле счастливее человека, чем он, и что весь мир лежит у его ног. Он чувствовал себя победителем. А Татьяне казалось, что она кружится в вихре какого-то вальса. Гремит оркестр, она в нарядном платье, и все взоры окружающих обращены на нее, молодую и красивую.

Через месяц восемнадцатилетняя Татьяна вышла замуж за Владимира Резуна, которому было двадцать три года.

Свадьбу сыграли в Куйбышеве. С Украины приехали родители Владимира. После свадьбы Владимир переехал к Татьяне на Галактионовскую улицу. Родителям пришлось потесниться, выделив молодоженам отдельную комнату.

А еще через месяц пришел вызов на старшего лейтенанта Резуна Владимира Богдановича: прибыть в Москву на учебу в Академию Советской армии.

Молодые супруги, хмельные от счастья и полные надежд, отправились в столицу.