"Андрей Имранов. Что в имени тебе моем?" - читать интересную книгу автора

мерзкая. Вот так все сложилось и мысль я эту трезвую задушил, не понимая,
что сам голову в капкан засовываю.
- Нет, - говорю, - пройду я, пожалуй. Уж больно дело срочное
- Ну, - говорит, - как знаешь.
Чего-то он там на своей машинке тыкает, берет айди из кучки, проводит
им по машинке и мне отдает. Ну взял я айди и пошел. А дальше - все, как
обычно, айди в лифте в щель тыкаю, лифт меня на тринадцатый отвозит, я к
Доковской берлоге топаю и кнопку звонка давлю. Тут камера над дверью
завозилась - туда-сюда красным глазом зырк-зырк. И голос Дока из микрофона
говорит "Привет, Флип. Там тебе в коридоре или в лифте баб не встречалось?"
"Привет, Док", отвечаю, нагнувшись к сеточке: "Нет, не видел, да и охранник
у входа всех баб заворачивает". А сам думаю: "Эк тебя прихватило, бедолагу".
Нет, скандальчики у Дока с его пассиями изредка случались (еще бы им не
случаться), но до такого еще не доходило. Хотя, если вдуматься, то
удивляться, в общем, нечему. Док евнухом не был, девки забредали в его
берлогу не так уж редко, но он с ними общался так, что и дипломированная
рабыня на стенку бы полезла. Не то чтобы он их бил или там намеренно
оскорблял, боже упаси - он просто относился к ним, как к неодушевленным
предметам. Чувств он никаких не признавал, называя их "биохимическими
процессами" и всех женщин считал эдакими самоходными приспособлениями для
снятия сексуального напряжения. Следовало бы удивляться, как это он с таким
отношением и с его привычкой всегда говорить, что думает, ухитряется
сохранять глаза не выцарапанными. Положа руку на сердце, я всегда думал, что
если Дока кто-нибудь и прибьет однажды, то это будет вовсе не отчаявшаяся
жертва шантажа, а какая-нибудь разъяренная девка. Правильно, получается,
думал.
Ну, стало быть, открывает мне Док дверь, быстренько впускает меня,
закрывает дверь, и стоит - скалится. Такое у него бывает, только когда он
крупную махинацию какую-нибудь раскроет. Или когда очередную девку разложит.
Ну, я и смекаю про себя: "Что", спрашиваю, "небось с латинкой связался?
Смотри, зарежет она тебя, не говори потом, что я тебя не предупреждал".
"Неее" - ржет - "близко не угадал" И разговор в сторону уводит: "Давай",
говорит, "чего там у тебя?". Ну, если Док чего-то не хочет говорить, тут уж
вытягивай-не вытягивай - бесполезно. Потолковали мы с ним пару часов, как и
обычно, и, когда я уже уходить собрался, он мне и говорит, как бы, между
прочим: "Не мог бы ты, Флип, одну вещичку у себя подержать. Недолго - до
завтра-послезавтра?" Тут я сразу вскинулся, как гончая, напавшая на след, но
про себя, а сам говорю: "Без проблем, Док, давай, сохраню в лучшем виде".
Вот он мне и дает такой пакет почтовый странной расцветки и в нем на ощупь
коробка довольно тяжеленькая, унций на десять. Я и глазом не повел, будто
только тем и живу, что всякую ерунду на хранение беру - сунул, не глядя, под
мышку, сказал "Бывай, Док" и пошел себе к двери. "Я тебе позвоню" - сказал
Док, перед тем как закрыть дверь на четыре замка и это были последние слова,
которые я от него слышал.


* * *

Ну, последние, которые слышал вживую. На следующее утро меня разбудил
звонок часов в шесть утра. Я раз пять съездил кулаком по будильнику, прежде