"Андрей Имранов. Каменное эхо" - читать интересную книгу автора

будут, да засеки наши расчищая, мы этого куренка три раза выпотрошим
подчистую, да пять раз по оврагам да буеракам утечем. Впервой, что ли?
- Не впервой. - Оштон улыбнулся. - И впрямь пора бы ужо Хирту
Страстотерпцу на нас свой взор обратить.
- А ото ж. - Нарим, раздвинув густо нависающие ветки, выскочил на
дорогу и, приставив сложенную лодочкой ладонь к уху, замер. Оштон вышел
следом. Поперек дороги крест-накрест лежали подрубленные деревья, и на одном
из них, вальяжно устроившись в развилке в двух локтях над землей, сидел еще
один ватажник - Харт Костолом. Сидел и вдумчиво разглядывал вынутый из ножен
клинок, временами протирая тряпицей одному ему видимые пятна. Оштон
огляделся: засада была сработана толково и без огрехов - сразу за поворотом,
достаточно близко от него, чтобы выскочивший всадник не успел опомниться, но
и не настолько близко, чтобы засеку было видно за поворотом.
Прислушивавшийся Нарим расплылся в улыбке. - Ска-ачет, мила-ай, - пропел
он, - торопится-поспешает, боится, вишь, что опоздает и нас не застанет.
Оштон уже и сам слышал приближающийся дробный стук копыт. Невидимый
пока всадник и в самом деле торопился, гоня лошадку широким галопом. Перед
поворотом ритм сменился - всадник перешел на рысь и через мгновение вылетел
на дорогу перед засекой. Оштон замер, предвкушая неминуемое падение, но
всадник оказался не промах - с гортанным "йа-а-а" откинулся назад, натягивая
повод, и лошадь встала, почти уткнувшись мордой в листья деревьев засеки.
Всадник - молодой парень в шитом серебром черном камзоле - неторопливо
оглядел обстановку, усмехнулся. И очень Оштону эта усмешка не понравилась -
ну никак не вязалась она с сопливым видом парнишки. И цепкий, уверенный,
ничуть не испуганный взгляд - тоже не вязался.
- Ну-ну, - протянул парень насмешливо, - никак, разбойники? Кель
Синистра! Я уж думал, не осталось нынче в лесах лихого люда.
- Гор с тобою, - всплеснул руками Никрам, выходя вперед, - да рази ж мы
разбойники? Да как у вас, милсдарь хороший, язык повернулся такое сказать?
Мы просто сирые люди, милостыню собираем себе на глоток воды да на щипок
хлеба. А поделитесь, милсдарь хороший, чем не жалко. А чего не жалко - сами
выбирайте: добром каким али жизнью делиться будете?
- И почем мне проезд встанет, коли жизнью я делиться не захочу? -
спросил парень спокойно, словно о ценах на рыбу интересовался у лоточника.
Никрам сокрушенно вздохнул:
- Люди мы скромные, до чужого добра не охочие. Я бы один и за
серебрянку уполовиненную до земли бы кланялся и век бы за вас, милсдарь,
молился. Да вот беда - не один я. Много нас, сирых, - и продолжил совсем
другим, нагловатым и уверенным тоном: - А потому, милсдарь хороший,
слезай-ка ты с лошади да одежку скидывай. Про денежку и говорить не буду,
сам, поди, догадаешься.
Парень отцепил от пояса увесистый кошель, подкинул на руке. Кошель
солидно звякнул. Никрам сглотнул. Оштону же этот парень не нравился
категорически. Было в нем что-то непонятное, но определенно опасное.
Сообразительностью атаман, может, и не отличался, но с лихвой компенсировал
этот недостаток звериным чутьем.
- А что, неужели нет других... - Парень помедлил и выделил следующее
слово: - Выходов?
Никрам открыл рот, собираясь ответить в своем духе, но Оштон тихонько
пихнул его под ребра и шепнул в ухо: