"Ясуси Иноуэ. Сны о России" - читать интересную книгу автора

встречали как близких друзей, поили и кормили. Японцы помогали Лаксману
разбирать и систематизировать образцы растений и минералов.
Лаксман казался Кодаю человеком необыкновенным. Его голова всегда была
полна удивительных идей. Научные исследования Лаксмана касались чрезвычайно
широкого круга вопросов. Он изучал климат страны, интересовался геологией,
собрал огромную коллекцию растений и минералов. Когда Лаксман находился в
добром расположении духа, он рассказывал Кодаю и его друзьям о рудах,
залегавших вокруг Байкала и вдоль русла Ангары, о том, как возникло озеро
Байкал и окружавшие его горные цепи. Японцы молча слушали, глядели на
разостланную перед ними карту и верили каждому слову Лаксмана, хотя все, о
чем он говорил, касалось давно прошедших времен. Однажды он показал японцам
открытые им минералы, которые впоследствии стали известны в мировых научных
кругах под названием тремолит и байкалит.
- В этой комнате собрано все, что вами найдено? - спросил Кодаю.
- Что вы! - ответил Лаксман. - Среди открытого мною есть немало такого,
что вместить сюда невозможно. Я, к примеру, обнаружил на берегах Ангары
минеральные источники, правда, никто не верит мне. На будущий год, весной,
когда стает снег, обязательно повезу вас к этим источникам. Я открыл
черемховский уголь, залежи гипса близ Балаганска, железную руду на берегах
реки Белой.
Лаксман говорил об этом с гордостью, в его тоне даже проскальзывала
надменность. Внешне - у него была широкая сутулая спина и покачивающаяся
походка- он чем-то напоминал дровосека из японской деревни, но таких
сверкающих глаз не было ни у одного японца. Глаза Лаксмана особенно
привлекали Кодаю: в них то загорался неукротимый огонь, то появлялся
холодный блеск отрешенности.
Было бы преувеличением сказать, что Кодаю подпал под влияние Лаксмана,
но характер записей в дневнике, который Кодаю вел ежедневно, стал постепенно
меняться, и в этом, пожалуй, заслуга Лаксмана.
"В ноябре 1789 года в Иркутске насчитывалось три тысячи пятьсот восемь
дворов и девять тысяч пятьсот двадцать два жителя. Две торговые улицы, на
одной - двести двадцать четыре лавки, на другой - двести сорок три. Кроме
того, в городе имеется шестьдесят семь булочных, тридцать шесть мясных лавок
и шесть государственных магазинов, торгующих продовольствием, солью, водкой,
порохом и прочими товарами. Помимо стекольного завода Лаксмана имеется
небольшой кирпичный завод, лесопильня, мельница, кожевенный завод и кузня. В
Иркутске десять церквей и монастырей, через город проходят четыре тракта -
Московский, Заморский, Кругоморский и Якутский".
Все эти данные были собраны Кодаю во время прогулок по городу. Он
обратился к посещавшему церковь Седзо с просьбой узнать, сколько в Иркутске
попов и монахов, но тот не выполнил его поручение - не из-за лени, а просто
потому, что не знал, как это сделать...
День за днем шел снег, становилось все холоднее. По вечерам японцы
собирались вокруг печки, и кто-нибудь непременно заводил разговор о том, что
до сих пор-де нет ответа на прошение и неизвестно, когда они смогут
вернуться на родину.
По вечерам Кодаю вел дневник. Иногда, отложив кисточку для письма, он
заходил в общую комнату поболтать с друзьями. В последнее время Кодаю с
тревогой стал замечать, что Синдзо куда-то исчезает вечерами.
- Дело молодое, - говорили ему, - у Синдзо завелась женщина. Он нас