"Наталия Ипатова. Леди декабря" - читать интересную книгу автора

склону холма вверх, к венчавшей его глыбе замка, я рассказал Перегрину
свою раз от раза удлинявшуюся историю. Посчитав на пальцах, я выяснил, что
повторяться мне еще девять раз. Восемь, если госпожа Норна в курсе.
Поразмыслив, Перегрин согласился с моими прежними хозяевами в том, что без
леди Декабря здесь не обошлось.
Мы ехали медленно, с той неторопливой важностью, какая подобает важным
особам. И хотя подобный темп, совершенно очевидно, утомлял Перегрина и был
не по вкусу горячим как суховей лошадям, мне с моими способностями к
верховой езде пришелся в самый раз.
Потом мы ужинали в просторной мрачной трапезной, занимавшей всю нижнюю
часть донжона. Горели факелы, несмотря на то, что был день, камины
работали на всю свою проектную мощность, поглощая целые деревья, в нижней
части зала шумели, потребляя свой хлеб насущный, челядинцы и ратники.
Собаки собирали дань без оглядки на ранг стола. Видимо, так было тут
заведено, и луноликий Боско следил, чтобы никто не нарушал распорядка.
Беседу за столом вел Перегрин, и делал это с блеском человека, который
умеет это делать, и с наслаждением хозяина, которому редко выпадает
подобное удовольствие. Это был очень странный мальчик. Ему почти удалось
заставить меня забыть, что он - бог.
Я вспомнил об этом, когда после ужина мы уединились с ним в библиотеке.
Вот чем он меня удивил. Такого собрания книг я и в Белинке не видал. На
стеллажах, уходящих вглубь неосвещенного помещения, стояли книги, кажется,
на всех языках мира. Рукописных было мало: наверное, потому, что их вообще
мало, а печатные выглядели здесь явным анахронизмом. В шкафчике под
стеклом, в специально сконструированном микроклимате хранились египетские
папирусы. Далее лежали намотанные на палочки шелка с иероглифами, римские
свитки в деревянных долбленых футлярах. В ящике, подобно картотеке, стояли
вавилонские глиняные таблички. Впрочем, они могли оказаться и шумерскими:
в этом деле не следует полагаться на слово такого специалиста, как я.
Письмена на вазах, на камнях, индейская узелковая поэма... Перегрин стоял
рядом, забавляясь моим ошеломлением. Подозреваю, что даже коллекция
Британского Музея при виде этой роскоши сгорела бы со стыда.
- У меня не слишком много дел, - признался Март, улыбаясь очаровательной
застенчивой улыбкой. - А вечность надо же на что-то тратить. В подвластном
мне секторе я объявил книгу высшим достоянием. Сказать по правде, я читаю
все, что попадается мне в руки. Если бы у тебя случайно оказалось при себе
что-то новенькое, я не пожалел бы ничего...
Он искательно заглянул мне в глаза, но мне пришлось отрицательно покачать
головой. Даже мои тапочки остались в Январе. Как жаль, право, хоть самому
сочинять! В том, как он смущенно и загадочно глядел на меня, мне
почудилось что-то знакомое до боли. Как будто я в старое зеркало гляделся.
Мгновенная оглядка в подернутое забвением, а оттого приукрашенное прошлое.
Интеллигентный мальчик без друзей, не ко двору ни в одной компании, один в
темной комнате, наедине с маленькой лампой и книгой. О, эти острова
сокровищ! Конные сшибки тяжеловооруженных рыцарей из "Айвенго". Несметные
клады, белопарусные корабли, благородные пираты... Благородные, потому что
неблагородные слишком похожи на злых сверстников со двора, и, разумеется,
никому не интересны. Благословенное время, когда за новую книгу ничего не
жаль. В любой час дня и ночи от твоих зубов отскакивает
последовательность и обстоятельства смены английских королей, -