"Уильям Айриш. Срок истекает на рассвете" - читать интересную книгу авторане показалось, что они находятся в сточной яме с неприкрытой крышкой. Там,
наверху, было ярко-голубое небо, а внизу - тусклая серость, вечная серость и лабиринты из бетона, лабиринты, из которых нет выхода... Оли мчались уже по 7-й авеню, по направлению к 30-й улице. Справа на них надвигался Бродвей. Потом внезапно, около 40-й улицы, Бродвей образовал двойной треугольник, который все называют Таймс-сквером. Здание газеты "Нью-Йорк таймс" выросло перед ними. А справа - странный брус, неизвестно зачем поставленный на фоне светло-голубого утреннего неба. Она схватила его за руку так внезапно, так резко, что руль повернулся, и они чуть не въехали на тротуар. Она стояла на коленях и смотрела в заднее окно и трясла его за плечо. - Куин, посмотри! О Куин, посмотри! Часы на башне "Парамоунт" показывают без пяти шесть! Сейчас только без пяти шесть! Часы в комнате, должно быть, спешили... - А может быть, эти отстают? Ты сейчас вывалишься из машины! Она посылала часам воздушные поцелуи. Она была в каком-то экстазе благодарности. - Нет, эти часы правильные. Эти часы правильные! Это мой единственный друг в этом городе! Я знала, что он мне поможет! Значит, мы можем успеть. У нас еще есть шанс... Она больше никогда не увидит небоскреба газеты "Нью-Йорк таймс"!.. Она больше никогда сюда не приедет! - Сядь, сейчас поворот! Острый, как бритва, поворот поднял два колеса машины, и они уже на 34-й улице. А там, впереди, в двух кварталах от них, между 8-й и 9-й авеню, там, ворот автобусной станции, развернулся и начал набирать скорость - на запад, к реке, к тоннелю, в сторону Джерси... К дому. Такой близкий и такой далекий. На минуту раньше они бы успели. У нее вырвался какой-то крик, маленький и жалкий. Она его подавила. Она не спросила его, что им делать. И он ее не спросил. Он просто рванул машину вперед. Он не хотел сдаваться. Усилием воли бросил он вперед легкий, маневренный автомобиль за автобусом. Они настигали его. Они поравнялись с ним. Автобус замедлил ход, чтобы свернуть в тоннель, и он остановил машину около автобуса. Им помог дружелюбный красный огонек светофора; он остановил и тяжелый автобус и легкий автомобиль. Они выскочили из машины и стояли перед автобусом, умоляюще стуча в дверь. - Откройте, пустите нас! Пожалуйста, пустите нас! Не оставляйте нас здесь... Куин, покажи ему деньги! Шофер покачал головой и нахмурился. По выражению лица и жестам они поняли, что он ругается. А красный свет все держался и держался. И он не мог уехать. Он должен был сидеть и смотреть в их страдающие лица! Любой человек, у которого есть сердце, должен был сдаться. И у него, разумеется, было сердце. Он посмотрел на них в последний раз - хмуро оглянулся, не видит ли кто, а потом дернул за ручку, и дверь с шипением открылась. - Почему вы не садитесь где полагается? - стал кричать он. - Вы что, думаете, это городской трамвай, который останавливается на каждом углу? - И прочие слова, которые люди обычно говорят, когда боятся, что их сочтут |
|
|