"Уильям Айриш. Срок истекает на рассвете" - читать интересную книгу автора

не показалось, что они находятся в сточной яме с неприкрытой крышкой. Там,
наверху, было ярко-голубое небо, а внизу - тусклая серость, вечная серость и
лабиринты из бетона, лабиринты, из которых нет выхода...
Оли мчались уже по 7-й авеню, по направлению к 30-й улице. Справа на
них надвигался Бродвей. Потом внезапно, около 40-й улицы, Бродвей образовал
двойной треугольник, который все называют Таймс-сквером.
Здание газеты "Нью-Йорк таймс" выросло перед ними. А справа - странный
брус, неизвестно зачем поставленный на фоне светло-голубого утреннего неба.
Она схватила его за руку так внезапно, так резко, что руль повернулся,
и они чуть не въехали на тротуар.
Она стояла на коленях и смотрела в заднее окно и трясла его за плечо.
- Куин, посмотри! О Куин, посмотри! Часы на башне "Парамоунт"
показывают без пяти шесть! Сейчас только без пяти шесть! Часы в комнате,
должно быть, спешили...
- А может быть, эти отстают? Ты сейчас вывалишься из машины!
Она посылала часам воздушные поцелуи. Она была в каком-то экстазе
благодарности.
- Нет, эти часы правильные. Эти часы правильные! Это мой единственный
друг в этом городе! Я знала, что он мне поможет! Значит, мы можем успеть. У
нас еще есть шанс...
Она больше никогда не увидит небоскреба газеты "Нью-Йорк таймс"!.. Она
больше никогда сюда не приедет!
- Сядь, сейчас поворот!
Острый, как бритва, поворот поднял два колеса машины, и они уже на 34-й
улице. А там, впереди, в двух кварталах от них, между 8-й и 9-й авеню, там,
впереди, уже выехал большой междугородный автобус... Он только что выехал из
ворот автобусной станции, развернулся и начал набирать скорость - на запад,
к реке, к тоннелю, в сторону Джерси... К дому.
Такой близкий и такой далекий. На минуту раньше они бы успели. У нее
вырвался какой-то крик, маленький и жалкий. Она его подавила. Она не
спросила его, что им делать. И он ее не спросил. Он просто рванул машину
вперед.
Он не хотел сдаваться. Усилием воли бросил он вперед легкий,
маневренный автомобиль за автобусом. Они настигали его. Они поравнялись с
ним. Автобус замедлил ход, чтобы свернуть в тоннель, и он остановил машину
около автобуса. Им помог дружелюбный красный огонек светофора; он остановил
и тяжелый автобус и легкий автомобиль.
Они выскочили из машины и стояли перед автобусом, умоляюще стуча в
дверь.
- Откройте, пустите нас! Пожалуйста, пустите нас! Не оставляйте нас
здесь... Куин, покажи ему деньги!
Шофер покачал головой и нахмурился. По выражению лица и жестам они
поняли, что он ругается. А красный свет все держался и держался. И он не мог
уехать. Он должен был сидеть и смотреть в их страдающие лица! Любой человек,
у которого есть сердце, должен был сдаться. И у него, разумеется, было
сердце. Он посмотрел на них в последний раз - хмуро оглянулся, не видит ли
кто, а потом дернул за ручку, и дверь с шипением открылась.
- Почему вы не садитесь где полагается? - стал кричать он. - Вы что,
думаете, это городской трамвай, который останавливается на каждом углу? - И
прочие слова, которые люди обычно говорят, когда боятся, что их сочтут