"Наталья Иртенина. Меч Константина " - читать интересную книгу автора

который лежал мешком и даже не дергался. Наверное, тот гад пленника сразу
пристрелил. Затем на сцене появился еще один. Он вылез из джипа с другой
стороны и под прикрытием повел бешеную, беспорядочную стрельбу. Пули
долетали до леса, срывали листья с деревьев. Я прижимался к стволу сосны и
совсем не был уверен, что какая-нибудь часть меня не торчит сбоку. Листья
сыпались мне на голову, в ушах стоял свист пролетающих мимо пуль. Было
страшно. По-настоящему. Не из-за того, что я мог умереть. Просто дико было
представить, как маленький кусочек стали влетает в твое тело, и уже не ты, а
он - хозяин твоей жизни.
Но тут не выдержало сердце Монаха. Он зарядил подствольник и стал
выцеливать из-за дерева джип. Но может быть, у того типа кончились патроны,
а может, у него просто такая же бешеная, как стрельба, интуиция - он
внезапно прекратил огонь, прыгнул в машину и дал деру. Последний оставшийся
из троицы, видя такой оборот, заорал ему вслед, поднялся над своим укрытием
и тут же свалился мертвый, с пулей в груди. А машину Монах так и не;
прижарил. Плюнул только: "Шантрапа".
- Что это было? - с круглыми глазами спросил Леха у Сереги.
- Мародеры, надо думать, - пожал тот плечами. - Падальщики.
- А... милиция? - совсем растерялся Леха.
- А милиция здесь - мы, - отрубил Серега. - Никакой другой.
Романтик поугрюмел и поплелся в хвосте отряда, сосредоточенно пытаясь
найти рациональное объяснение "бандитской" разборке. На лице у него было
написано именно это. Но растолковывать ему явно никто ничего не собирался.
Наверное, это что-то вроде неписаного правила для новобранцев: парень должен
сам разобраться в ситуации, понять происходящее и сделать свой выбор. И если
эта война для него чужая, то, скорее всего, он ее не увидит. Она будет
мельтешить у него перед глазами бандитским беспределом, насилием, одной
большой бессмысленной разборкой неизвестно с кем. Тогда пути отряда и его
разойдутся.
Мне-то не нужно было ничего объяснять. Я хорошо знал, с кем собираюсь
воевать.
С Лорой Крафт и с пришельцами.
Я потихоньку пробрался вперед и пристроился сбоку от Святополка. Куда
мы идем, мне было все равно. Оккупантов можно найти везде, за пятнадцать лет
нашествия они расплодились. Их так много - как крыс или тараканов, - что
кажется, будто бороться с ними бессмысленно и безнадежно. Но ведь это не
так. Вчера я спросил Горца-Руслана, что для него эта война.
Он живет в Москве, переехал из Владикавказа несколько лет назад.
Работает фельдшером, собирается жениться. Познакомься я с ним не здесь и в
других условиях, принял бы за типичного мирного, живущего с завязанными
глазами. Диктофон записал его ответ: "Ты Уэллса "Войну миров" читал? Читал,
да? Там такие трехногие марсианские тарелки город жгут. Кто там внутри,
сначала не видно. А вокруг все горит, и думаешь, что в этих тарелках - такое
безглазое, с щупальцами, полипы какие-то. Вот что для меня эта война
Сказать: не люблю марсиан - мало. Понимаешь, да? Они навязывают мне свое
чужое, свое склизкое. Человек человеку волк - это все, что они мне могут
дать, а мне это надо? Я должен терпеть это, как баран? Нет, я лучше возьму
грабли и пойду их вычесывать, если по-хорошему уйти не хотят". Если все
возьмут грабли - что останется от пришельцев?
От отца я часто слышал это слово - "пришельцы". Произносил он его с