"Наталья Иртенина. Главы из романа 'По касательной'" - читать интересную книгу автора

наделил их неповторимыми физиономиями.
-Мы должны отдать ее Деви, - продолжал адепт, - чтобы не навлечь на
себя гнева Великой!
Убивец смолчал. Задумчиво подошел к огню и в руках его появилась
маленькая коробочка. Открыв ее, он запустил внутрь пальцы и меланхоличным
жестом сыпанул в пламя щепоть какого-то порошка. Огонь, проглотив корм,
разом побледнел и вдруг вспыхнул синим цветом. Языки его жадно потянулись
вверх, как преданный пес - с желанием лизнуть хозяина в лицо. Пламя
зачадило, к потолку взвился дымок. Появился посторонний приторный запах, но
Ди не обратила на него внимания - ее захлестнул поединок самоотверженных
взглядов, на который ее вызвал адепт с красивыми, как у лани, глазами. Их
взоры скрестились, будто шпаги, - еще чуть-чуть и раздастся звон, бряцанье,
лязг, посыплются искры.
Но как раз чуть-чуть и не хватило. Контуры противостояния медленно
размывались, смазывались. Шпаги опустились и были тотчас забыты. И вдруг
пещера, капище, закопченые стены исчезли, и началось мистериальное,
волшебное, безумно прекрасное действо. Какой-то чародей взмахнул своей
палочкой и все вокруг преобразилось.
Перед глазами Ди точно приподнялась завеса, скрывавшая до сих пор
сказочную красоту мира и его распахнутые объятия любви. Даже просто
удивляться этому потрясающему открытию, этой внезапной обнаженности мира
было бы омерзительной неблагодарностью, кощунством, поруганием невинности.
Мир вокруг сбросил свои дряхлые одежды в бесконечном доверии и любви к ней,
Ди, и она не могла не ответить ему тем же - восторгом, преклонением,
обожанием, взаимным обнажением себя. Она рухнула на колени и заплакала в
молитвенном экстазе, жарко шепча слова благодарности миру за то счастье,
которое он показал и даровал ей. Она вдруг поняла, что мир есть любовь и
все, что делается в нем, - это любовь. Любовь была сияющим, переливающимся
всеми цветами морем, в котором купалась теперь Ди. И когда море, лаская,
проникло в нее и принялось лизать ее изнутри, истончая перегородки души,
отделявшие ее от мира, она покорно отдалась ему, его власти и его
нежности - потому что страшно было даже подумать о том, чтобы отказать ему,
доставить хоть малейшее огорчение. Наоборот - подчиняться этому безбрежному
феерическому потоку было высшим счастьем. Ради него, ради великого духа,
открывшего ей мир, заполнившего ее собой и уносившего теперь куда-то вдаль,
она готова была на все. Собственно, даже не она, а та бесконечность,
безокраинность, которые распирали ее и в которые она превратилась.
Беспредельность по имени Ди могла вместить в себя весь мир, могла принимать
любые формы, могла жертвовать собой и наделять других счастьем. Если есть в
мире несчастный, она готова была облагодетельствовать его, если есть в мире
лишенный любви, она хотела бы одарить его собой, если есть в мире
страдающий, она желала бы броситься ему в ноги и умолять о прощении, и быть
растоптанной им, и в унижении заново познать любовь, и воспылать страстью к
мучителю своему, и стать рабой его, любящей, жалеющей, берущей на себя его
страдания.
Духом, сеющим жалость к тварям рожденным, летела Ди над водами
первозданного мира и вдруг увидела остров. А на острове сад, прекраснее
которого нет и не будет, благоуханный, зовущий сладчайшей музыкой птичьих
перепевов, чарующий красками, плодами дерев, зверями, просящими ласки. Ди
гуляла по саду и наслаждалась его щедростью. Какой-то голос, слышимый со