"Дэвид Ирвинг. Вирусный флигель" - читать интересную книгу автора

передать ему во временное пользование не менее 100 килограммов окиси урана и
заверение, что вагону с сухим льдом будет открыта через Германию зеленая
улица.
Казалось бы, все складывалось как нельзя лучше. Но в той обстановке, в
какой существовала в Германии физика, неминуемо должно было возникнуть
затруднение, носящее иной, нематериальный, характер - соперничество. Каждый
из участников атомного проекта желал стать первым, каждому лично хотелось
осуществить решающий эксперимент. Так, Гейзенберг, сообразно своему
положению ведущего ученого, запросил для собственных опытов от того же
военного министерства до тонны окиси урана. Дибнер, отношения которого с
Гейзенбергом никогда не были особенно хорошими, вежливо ответил, что
Гейзенберга уже опередили с заявками на уран и что тонна окиси урана в
распоряжении военного министерства наберется в лучшем случае к концу июня, к
концу же мая будет не более 600 килограммов, а пока есть всего лишь
полтораста килограммов. Поэтому, предлагал Дибнер, Гейзенбергу стоит лично
договориться с первым претендентом, с Хартеком.
Нобелевский лауреат вынужден был обратиться к Хартеку. В письме он
весьма прозрачно намекал, что Хартеку не стоит особенно спешить с получением
окиси урана, поскольку для подготовки основного эксперимента ему следует
провести некоторые предварительные опыты, а потому Хартек мог бы на это
время уступить ему, Гейзенбергу, несколько сот килограммов. "Разумеется, -
продолжал Гейзенберг, - если у Вас имеются какие-либо особые соображения и
Вы видите особую необходимость в Ваших экспериментах, Вы, вне всякого
сомнения, можете начинать первым. Но я лично считаю, что на первое время Вы
вполне обойдетесь и сотней килограммов".
Это письмо привело Хартека в ярость. Ведь ему ни в коем случае нельзя
было откладывать опыты: уже существовала договоренность о срочной доставке
льда; перенести срок - означало вовсе не получить его, так как начиная с
июня весь сухой лед забирали пищевые холодильники. Да и вся научная
аппаратура трудами профессора Кнаузра была уже подготовлена. И только
нехватка окиси урана мешала приступить к опытам. Хартек снова писал Дибнеру:
"Единственно чего нам не достает, так это препарата 38. Получив его, мы
могли бы провести решающий эксперимент. Сохранять сухой лед долее недели
невозможно, и уже одно это не позволит нам затянуть опыты на долгий срок.
Поэтому мы будем держать препарат у себя между 20 мая и 10 июня". Он просил
у Дибнера всего 100-300 килограммов, ибо считал, что больше урана нет. "Чем
больше урана будет использовано в эксперименте, тем определеннее окажутся
результаты. Это совершенно ясно. Вот почему я был бы крайне признателен,
если бы Вы смогли оказать содействие в передаче нам во временное пользование
максимального количества окиси".
На исходе первой недели мая 1940 года место для сборки опытного
реактора было подготовлено, а от Дибнера пришло новое обещание прислать
несколько сот килограммов окиси урана. Хартек обратился к Герольду с
просьбой оттянуть, насколько возможно, отправку сухого льда; это, как он
надеялся, помогло бы как-то разминуться во времени с Гейзенбергом и
удовлетворить его урановые претензии. 6 мая Хартек говорил с Берлином по
телефону, он повторил Дибнеру, что ему потребуется не менее 600 килограммов
препарата 38. А через три дня направил Дибнеру новое письмо с просьбой
окончательно уточнить количество, ибо иначе не имел возможности продумать
оптимальную геометрическую конфигурацию. Хартек снова заверил Дибнера в