"Иван Исаков. Первое дипломатическое поручение (про войну)" - читать интересную книгу автора

хоть капля крови Биберштейнов, она заговорит в нужный момент. А раз вы
узнали, то это должно переполнить вас гордостью и, кроме того, заставить
думать о своем будущем. Или вы вовсе отвергаете бремя рыцарства, возложенное
на нас историей и предками?
- Никак нет, exzellenz. Но только я считаю, что в наши дни каждый
офицер должен быть рыцарем и нести бремя своей чести и воинского долга.
- Отлично сказано!.. Вот в этих словах чувствуется Биберштейн! Вы
преуспеете, если будете прислушиваться к голосу крови.
Вздохи облегчения. Улыбки. Разрядка общего напряжения.
- Однако офицер офицеру рознь. Так же как рыцарь - рыцарю. Вот вы,
например. Что подсказывает вам кровь рыцаря?
- Она... она не подсказывает, а громко и неотступно твердит мне, что
раз я, как офицер, дал присягу, то никогда не должен ей изменить, а
оставаться верным ей во всем, всегда! До последней капли крови, независимо
от того, какого бы рода эта кровь ни была!
Как-то неожиданно получилось, что Немитц слишком приподнято, звенящим
голосом произнес эту тираду, вкладывая в нее всю силу своего искреннего
убеждения. Но, заканчивая ее, он осекся, чуть не прикусив язык, так как
сияние померкло, и перед ним уже не было ни звезд, ни орденов, ни
напряженного старого лица с острыми глазами, а виднелась лишь спина
сановника, внезапно развернувшегося на каблуках. Больше того, эта спина
удалялась, так же как удалялся и камергерский ключ, подвешенный ниже спины.
Наступила мертвая пауза.
Круг распался. Старшая часть свиты бросилась догонять посла, а другая
часть, младшая, панически растворилась в толпе с явным расчетом сделать вид,
будто ее здесь вообще не было. Она не должна была видеть и слышать
происшедшего. И она не видела и не слышала ничего. Только смятенный дух и
учащенное биение сердца выдавали тех, которые сейчас раскаивались в том, что
упорно лезли на глаза exzellenz'a.
Немитц стоял как вкопанный. Зрительная память, как фотоаппарат,
зафиксировала злые, возмущенные и растерянные физиономии.
Что же случилось? Ведь он не сказал ничего обидного?!
Неизвестно откуда появившийся Щербачев твердо взял мичмана под локоть,
увлек его какими-то коридорами к боковому выходу и, усадив в карету, привез
в посольство. В пути не было сказано ни слова. Когда же они проходили от
ворот резиденции к домику, где помещались агенты, первый советник сказал
бесцветным голосом:
- Прошу вас не выходить из своей комнаты, пока не получите дальнейших
указаний...
Наконец он у себя.
Бросившись на тахту, Немитц решил более обстоятельно пересмотреть свое
поведение за все дни пребывания в Константинополе, - он понимал, что
объяснение с Зиновьевым неминуемо.
Но обилие впечатлений, реакция от напряжения и жара сделали свое дело -
мичман не заметил как уснул. Когда же открыл глаза, почувствовал в комнате
присутствие постороннего человека.
Над ним стоял капитан-лейтенант Щеглов, который подчеркнуто-официально
сказал:
- Прошу вас одеться и следовать за мной на канонерскую лодку "Донец".
Катер ждет.