"Кадзуо Исигуро. Там, где в дымке холмы " - читать интересную книгу автора

Кадзуо Исигуро

Там, где в дымке холмы

Часть первая

Глава первая

Ники - так мы в итоге назвали нашу младшую дочь; имя не уменьшительное,
мы с ее отцом выбрали его, пойдя на компромисс. Именно он, как ни странно,
хотел дать дочери японское имя, а я - быть может, эгоистически избегая
напоминаний о прошлом, - настаивала на английском. Под конец он согласился
на Ники, посчитав, будто в этом имени различимо смутное эхо Востока.
Ники приехала ко мне в этом году в апреле, когда было еще холодно,
моросил дождь. Возможно, она собиралась пробыть у меня дольше, не знаю. Но
мой дом за городом и тишина вокруг стали ее тяготить, и скоро я увидела, что
она рвется обратно - к своей лондонской жизни. Она слушала и не дослушивала
мои пластинки с записями классической музыки, бегло пролистывала стопки
журналов. Ей постоянно звонили, и она - тоненькая, в туго облегавшей ее
одежде - кидалась через ковер к телефону, тщательно прикрывая за собой
дверь, чтобы я не подслушала разговор. Через пять дней она уехала.
О Кэйко она заговорила только на второй день. Утро было пасмурное и
ветреное, и мы придвинули кресла поближе к окнам - посмотреть, как дождь
льется на сад.
- Ты ждала, что я приеду? - спросила Ники. - Ну, на похороны.
- Нет, пожалуй, и не ждала. Не думала, что ты будешь.
- А я вправду расстроилась, когда узнала. Чуть не приехала.
- Да я и не ожидала, что ты приедешь.
- Люди не знали, что со мной. Я никому ничего не сказала. Наверное,
растерялась. Они бы и не поняли, ни за что не поняли, каково мне. Сестры,
считается, очень близки между собой, разве нет? Может, они тебе и не по
душе, однако близость все равно сохраняется. Но у нас ведь было совсем не
так. Я сейчас даже не помню, как она выглядела.
- Да, ты ее давно не видела.
- Помню только, что из-за нее я делалась несчастной. Вот такой она мне
запомнилась. И все же опечалилась, когда обо всем узнала.
Быть может, и не одна лишь тишина гнала мою дочь обратно в Лондон. Хотя
о смерти Кэйко мы особенно не распространялись, эта тема всегда была с нами
и носилась в воздухе, стоило нам разговориться.
Кэйко, в отличие от Ники, была чистокровной японкой, и не одна газета
поспешила за это ухватиться. Англичанам дорога мысль о том, будто нашей
нации присущ инстинкт самоубийства и потому вдаваться в объяснения незачем;
в газетах сообщалось только, что она была японкой и повесилась у себя в
комнате.

В тот же вечер, когда я стояла у окон, вглядываясь в темноту, за спиной
у меня послышался голос Ники:
- Мама, о чем ты сейчас думаешь?
Она сидела поперек кушетки, держа на коленях книгу в бумажной обложке.
- Я думала об одной давней знакомой. О женщине, которую когда-то знала.