"Фазиль Искандер. Рассказы (1999)" - читать интересную книгу автора

проходила. Он вспомнил темный проем в спальню и ощущение, что дверь вырвана
взрывом.
Но и то, что он собирался сейчас сделать, было бессознательным желанием
заложить, замкнуть этот проем, образованный тихим {223} и долгим взрывом.
Однако тревога не проходила. Он достал из холодильника бутылку и выпил две
стопки крепчайшей чачи, кстати подаренной тем же учителем. Он сразу
почувствовал, что ему полегчало. Какое удивление, какую благодарность
почувствует жена, если завтра проснется под щебет ласточек! Положив тюбик с
клеем в карман, он погасил свет и вышел из дому.
Была глубокая южная ночь. Отсюда с холма виднелась спокойная равнина
моря, озаренная низкой багровой луной. Лунная дорожка была похожа на
расширяющееся у горизонта распятие. С неба светили крупные, свежие, слегка
размазанные звезды. Он никак не мог привыкнуть к их величине.
Ночь была пронизана журчащими вблизи и вдали голосами последних летних
соловьев. "Пью, пью, пью, пью", - ровным, крепким голосом пел соловей
где-то совсем близко. "А я цежу, а я цежу", - отвечал ему более тонким
голосом какой-то соловей, расположившийся где-то подальше, но явно так,
чтобы слышать именно этого соловья. "Взахлеб! Взахлеб! Взахлеб!" - вдруг
потерял терпенье ближайший соловей. "Брызжу! Брызжу! Брызжу!" - в ответ
залился тот, что так аккуратно цедил до этого. "Пью, пью, пью", - ровным
голосом предложил начать все сначала первый соловей. Второй согласился: "А я
цежу, а я цежу". Внезапно, перекрывая друг друга, залились оба в каком-то
совершенно непонятном сладостном исступлении: "Брызг! Брызг! Брызг!"
Он слушал и слушал этот водопой, водолей, водобрызг ночных брачных
песен. Потом невольно вздохнул и подхватил стремянку, прислоненную к веранде
как раз над тем местом, где он собирался подлепить ласточкино гнездо. Вдруг
ему пришло в голову, что потом, когда он принесет гнездо с ласточками и
птенцами, ему будет несподручно намазывать карниз клеем. Он решил сделать
это сейчас. В крайнем случае, если клей успеет высохнуть, он снова намажет
им это место.
Он снова поставил стремянку, раздвинул ее, проверил, прочно ли она
стоит на земле, и полез наверх. Над самой {224} прибитой дощечкой он щедро
выдавил клей на карниз и тщательно размазал его.
Он слез со стремянки и почувствовал, что пальцы правой руки стали
неприятно клейкими. Он положил тюбик с клеем на перила веранды. Потом
нагнулся и тщательно протер ладонь о росистую ночную траву. Распрямился,
подвигал пальцами. Стало лучше, но некоторая клейкость пальцев оставалась.
Он сложил стремянку, взял ее на правое плечо и вышел на сельскую улочку.
До дома учителя было минут двадцать ходу. Он спустился улочкой до
сельского магазина, который стоял слева по улице. Здесь он свернул направо
на тропу, которая вела к дому учителя.
Сторож, охранявший магазин и сидевший на деревянных ступенях лестницы у
ее входа, заметил его. Человек, глубокой ночью идущий куда-то со стремянкой
на плече, показался ему подозрительным. Человек явно был не из местных.
Сторож это понял по его долговязой фигуре. Но пока он все это прокручивал в
своих тяжеловатых мозгах, человек свернул на тропу и исчез в темноте. И
теперь сторож сожалел, что сразу не окликнул его.
Когда Николай Сергеевич подошел к дому учителя, из соседней усадьбы,
где жила одинокая вдова, с лаем выскочила собака учителя. Эта вдова
подкармливала собаку, когда учитель с домашними уезжал в город к сыну, и