"Фазиль Искандер. Разные рассказы (4)" - читать интересную книгу автора

истинное место не стрелявшим ружьям. Она усадила нас у жарко горящего очага.
В красной юбке, в темной кофточке с оголенными, сильными, красивыми
руками, она весь вечер легко носилась по кухне и рассказывала о своей жизни,
то просеивая муку и равномерно шлепая ладонями по ситу, то воинственно меся
мамалыгу мамалыжной лопаточкой, то размалывая фасоль в чугунке, придвинутом
к огню, вращая мутовку между ладонями. Наконец, она зарезала курицу, с
необыкновенной быстротой общипала ее, промыла внутренности и, насадив на
вертел, присела к огню. Она поворачивала вертел, временами отворачиваясь от
огня и с улыбкой, далеко идущей улыбкой, поглядывая на нас, как бы находя в
наших охотничьих поползновениях много скрытого юмора. Если бы мы взяли в
руки свои карабины, получилось бы нечто вроде "Фазан на вертеле после
удачной охоты" - картина совершенно неизвестного художника. Потом она
разложила свой горячий ужин на низеньком столике, достала откуда-то бутылку
чачи, обильно разливая нам и попивая сама.
Весело удивляясь по поводу своих сбежавших мужей, она задумчиво
проговорила:
- Воняет от меня, что ли?
Так, конечно, могла сказать только уверенная в себе женщина. Как и у
всякой женщины, у нее тоже количество улыбок зависело от качества зубов.
Зубы у нее были превосходные. Но кроме этого, как я потом убедился,
уверенность в правильности своей жизни поддерживала в ней хорошее
настроение.
- Не скучаешь здесь одна? - спросил я.
- Да откуда у меня время скучать, - улыбнулась она, - у меня коровы,
свинья, куры, огород, поле. Не успеешь оглянуться - уже вечер. Вот так
забредут нежданные гости - для меня праздник.
Ее дом приглянулся жителю местечка Наа. Это сравнительно недалеко. Он
несколько раз подбивал ее продать ему дом, с тем, чтобы разобрать его и
вывезти к себе. Обширный каштановый дом был еще крепок. Она отказывалась. Он
все набавлял и набавлял цену, но она упорно отказывалась. Вероятно, он знал,
что дочь усиленно зазывает ее в город. Наконец, видимо, чтобы испугать ее,
он сказал, что спалит дом: ни тебе, ни мне.
- А я ему ответила, - с хохотом сообщила она нам, - если ты
подожжешь мой дом, а я буду внутри, то я из него не выйду. А если буду
снаружи, то войду в него, и все узнают, что ты убийца. И он понял, что дело
плохо. Отступился.
И дочь, и зять умоляли ее переехать в город, по-видимому, не без
расчета. Что она будет помогать им с детьми. У них было трое детей. Но и они
не добились ее согласия.
- Я им помогаю всякой снедью, - сказала она, - но жить там не хочу.
Даже сам чегемский колхоз с его главной усадьбой располагался от нее
километрах в пяти. Ей выделили недалеко от ее дома небольшую табачную
плантацию, где она мотыжила табак, потом ломала, потом нанизывала на шнуры в
табачном сарае и сама, что нелегко, выволакивала оттуда сушильные рамы на
солнце.
Один из жителей Чегема, у которого женился сын, семья разрослась и уже
не вмещалась в его маленьком домике, предложил ей поменяться домами с
приплатой, но она и ему отказала.
- Мой дом в центре Чегема! В центре! В центре! - со смехом крикнула
она, передразнивая его голос. - Можно подумать, что центр Чегема - это