"Фазиль Искандер. Разные рассказы (4)" - читать интересную книгу автора

дедушка вдруг сказал ему, что Сталин разбойник, ограбивший пароход до
революции. Но с тех пор, как арестовали любимого дядю Чика и выслали отца,
Чик окончательно возненавидел Сталина.
Бедняга Чик! Если б он тогда знал, что больше никогда в жизни не увидит
ни дядю, ни папу, как ему тогда грустно было бы жить. Но он был уверен, что
эту ужасную ошибку рано или поздно исправят и он увидится с ними.
Чик иногда ловил себя на хитрой мысли, что хочет, очень хочет, чтобы
Сталин в самом деле был великим и добрым человеком. Тогда на душе стало бы
спокойнее, стало бы ясно, что все плохое в нашей стране - результат
вредительства или ошибок глупых людей. Но Чик чувствовал фальшь Сталина, и
от этого некуда было деться. Он мошенник, думал Чик, обманувший всех и даже
Ленина.
Но что же делать? Чик не видел выхода. Тут был какой-то тупик. Чик
терпеть не мог тупики. Он любил ясность. Поэтому Чик больше всего на свете
не любил думать о вечности и о политике. И там, и тут был тупик. Политика
казалась копошащейся вечностью. Но иногда невольно приходилось думать и о
том, и о другом.
Как это вечность? Все должно иметь начало и конец. Но тогда что было до
начала вечности и что будет после ее конца? Опять вечность?! Тогда зачем она
кончалась? От этих мыслей Чик всегда чувствовал горечь и одиночество.
И сейчас, доедая чурчхели, Чик вдруг ни с того ни с сего подумал о
вечности. И ему сразу стало тоскливо. Тут не решен вопрос о вечности, а он
себе уплетает чурчхели. Глупо. Чик сразу почувствовал горечь бессмысленности
и одиночества. От этой горечи ему даже во рту стало горько.
И ему мучительно захотелось к ребятам. Он знал, он точно знал, что
только в азарте игр улетучивается эта горечь бессмысленности и одиночества.
- А где ребята? - спросил Чик у тети Нуцы.
- Дети наверху, - кивнула тетя Нуца в сторону взгорья за Большим
Домом, - они там играют и пасут козлят.
- Я пойду к ним, - сказал Чик и встал.
- Иди, Чик, иди, - ответила тетя Нуца, пододвигая дровишки под котел
с похлебкой, висевший на очажной цепи.
Чик вышел во двор, поднялся к верхним воротам, вышел из них, закрыл их
на щеколду и стал пробираться по пригорку
Вскоре Чик услышал шорохи в кустах, иногда как бы раздраженный шелест,
и он угадывал, что такой шелест вызван тем, что какая-то ветка не поддается,
а козленок тянет ее. Замелькали в кустах беленькие козлята, быстро-быстро
вбиравшие в рот листья лещины, сасапариля, ежевики. Время от времени они
переблеивались, чтобы не отстать от стада, чтобы чувствовать своих
поблизости.
Чик давно заметил, что, когда коза отбивалась от стада, она издавала
дурное, паническое блеянье, она теряла всякое желание пастись и шарахалась
по кустам в поисках своих. Чик даже подумал, что коза в такие минуты
чувствует одиночество вечности, хотя сама этого не понимает.
Так и Чик сейчас, услышав радостные голоса детей там, на холме, понял,
что они беспечно играют и ему с ними будет весело. И оттого, что он знал -
сейчас в бешеной беготне, в азарте игр уйдут от него все неприятные мысли,
ему сразу стало хорошо, и он почувствовал прилив сил. Ему прямо-таки
захотелось переблеяться с ребятами, как с козлятами.
- Я здесь! - крикнул Чик изо всех сил и стал быстро пробираться к