"Фазиль Искандер. Пастух и косуля" - читать интересную книгу автора

ее, и совесть моя будет чиста. Совесть", - повторил он про себя удивленно,
но и сам не мог понять, при чем тут совесть.
Он крепко взялся за веревку и, встав лицом к стене, стал боком идти в
сторону косули, осторожно перебирая веревку и стараясь все время держать ее
натянутой. Но вот веревка кончилась. Теперь надо было бросать ее и идти
самому. Однако, прежде чем бросить веревку, он догадался, что она откачнется
назад и тогда при возвращении (если оно состоится) эти пять метров тоже
придется идти без веревки. Он оглядел обрыв и увидел почти над самой головой
приземистый куст самшита. Он осторожно перебросил конец веревки через куст и
завязал его одним узлом. Теперь он был уверен, что веревка не уползет.
Он посмотрел вниз, прежде чем сделать первый шаг без веревки. Теперь
провал под ним показался ему еще более бездонным. Еще метров на двадцать по
крутому склону кое-где росла альпийская трава, зеленели редкие кустарники, а
дальше шла до самой речки голая и белая, как смерть, меловая осыпь. Там уж
ни за что не зацепишься, если сорвешься.
Он решил больше вниз не смотреть, чтобы не закружилась голова. Он
посмотрел на косулю. Косуля стояла неподвижно, как изваяние, и следила за
ним. Стараясь как можно плотнее вжаться спиной в стену и глядя на место,
куда поставит ногу, он сделал первый шаг, осторожно перенес на шагнувшую
ногу тяжесть тела и подволок вторую ногу к ней. Он почувствовал, что ноги
его стали дрожать мелкой подлой дрожью. Он эту дрожь не мог остановить и,
зная, что она только усилится, осторожно поспешил вперед.
Он старался держать тело с некоторым запасом отклонения к стене, чтобы,
случайно покачнувшись, не рухнуть вниз, имея перевес в сторону стены. Но от
этого двигаться было труднее: спина терлась о стену. Через несколько минут
он остановился. Теперь он был в пяти метрах от косули. Но карниз совсем
сузился, он теперь был даже чуть короче длины его ботинка.
Ноги дрожали все сильнее и сильнее. Была безумная мысль сделать еще
два-три шага и уже прыгнуть на площадку, где стояла косуля. Но он
чувствовал, что ни сил ни духу не хватит это сделать. И вдруг он понял, что
отсюда никогда не выберется. Конец, подумал он, теперь ни вперед ни назад.
Тело наливалось чугунной тяжестью и отказывалось ему служить. Оно чугунело с
такой быстротой, что он понял: скоро, скоро он просто не удержится на ногах
и рухнет в безжалостный провал.
И тут перед его глазами снова встал агроном. Старый, расплывчатый,
каким он был сейчас, он смотрел на его молоденькую жену, какой она была
двадцать лет назад. И его толстые плотоядные губы были жадно приоткрыты, а
слезливые глаза щурились от предвкушения... Мразь!
И ярость пронзила Датушу и выпрямила его. "Надеешься, что я рухну вниз,
гадина, - сказал он про себя. - Нет, никогда этого не будет и никогда я тебе
не прощу твои гяурские взгляды. Никогда!"
Видение агронома исчезло вместе со страхом. Ноги перестали дрожать,
тело ожило. Но все-таки пройти последние пять метров по карнизу он и сейчас
не рисковал. Что же делать?
Косуля продолжала на него смотреть. Если он не в состоянии подойти к
ней, может, попробовать чем-нибудь приманить ее? Ведь она два дня ничего не
ела. Он осторожно повернулся и оглядел стену над собой. Кое-где над карнизом
плющились кусты ежевики и лещины. Но до них было трудно дотянуться. Прямо
над ним торчал куст лещины. Он распрямился, встал на цыпочки и правой рукой
дотянулся до первого листика ближайшей ветки. Он осторожно стал тянуть на