"Фазиль Искандер. Дядя Сандро и раб Хазарат (рассказ)" - читать интересную книгу автора

Теперь, что делал Хазарат? Он делал только два дела. Он молол кукурузу,
руками крутил жернова. Они рядом с ним стояли. От этого у него были могучие
руки. И еще он плел корзины. Прутья ему сам Адамыр приносил. Эти корзины
Адамыр продавал в Анастасовке грекам, потому что чегемцы у него ничего не
брали.
За несколько месяцев Хазарат ко мне привык, и хотя глаза у него всегда
сверкали, как угли, я знал, что он меня не тронет, и близко к нему подходил.
Он с ума не сошел и разговаривал, как человек.
И однажды я встретил его бедную мать и тогда еще больше захотел его
освободить. Она постелила полотенце на кукурузной соломе, положила на него
курятину, хачапури, поставила бутылку с вином и два стакана.
Мы с ним ели вместе, хотя мне, честно скажу, было это неприятно. А как
может быть приятно кушать, когда рядом яма, где он справлял свои телесные
дела? Правда, рядом с ямой деревянная лопаточка, которой он все там
засыпает. Но все же неприятно. Но я ради его матери сел с ним кушать. А
бедная его мать, пока я рядом с ним сидел, все время гладила меня по спине и
сладким голосом приговаривала:
Приходи почаще, сынок, к моему Хазарату, раз уже мы попали в такую
беду. Ему же, бедняжке, скучно здесь... Приходи почаще, сынок...
А в это время Адамыр в другом конце сарая стругал ручку для мотыги.
Оказывается, он услышал ее слова.
А мне тоже скучно без моих братьев, сказал он, не глядя на нас и
продолжая ножом стругать ручку для мотыги.
Эх, судьба, вздохнула старушка, услышав Адамыра.
И я вдруг почувствовал, что мне всех жалко, В молодости это бывает. И
Хазарата жалко, и Адамыра жалко, и больше всех жалко эту старушку.
Особенно мне ее жалко стало, когда я увидел в тот день, что она стирает
и латает белье Адамыру. Она ему старалась угодить, чтобы он смягчился к ее
сыну. Но он уже не мог ни в чем измениться.
Однажды на охоте Адамыр мне сказал:
Некоторые думают, что я держу раба для радости. Но раба держать
нелегко, и радости от него нет. Иногда ночью просыпаюсь от страха, что он
сбежал, хотя умом знаю, что он сбежать не мог. За одну ночь о жернов нельзя
перетереть цепь. Я уже проверил. А днем я всегда замечу, если он ночью цепь
перетирал. Да если и перетрет, куда убежит? Сарай заперт. А если выйдет из
сарая, собаки разорвут. И все-таки не выдерживаю. Беру свечу, открываю дверь
в сарае и смотрю. Спит. И сколько раз я его ни проверял, никогда не
просыпается. Так крепко спит. А я просыпаюсь каждую ночь. Так кому хуже мне
или ему?
Тогда отпусти его, говорю, и тебе полегчает.
Нет, говорит, я перед гробом братьев дал слово. Только смерть снимет с
него цепь, а с меня данную братьям клятву.
И вот, значит, я приглядываюсь, присматриваюсь, как освободить
Хазарата. Сарай, в котором он привязан, из каштана. На дверях большой замок,
а ключ всегда в кармане у Адамыра. Но он изредка уезжал на день или на ночь.
И я так решил: сделаю подкоп, напильником перепилю ему цепь, выведу его,
чтобы собаки не разорвали, и отпущу на волю. А потом, когда Адамыр вернется,
если будет бушевать, я ему подскажу, что, наверное, мать Хазарата принесла
ему напильник в хачапури, а подкоп он сам устроил своей деревянной лопатой и
от собак как-то отбился. Я, конечно, знал, что он мать Хазарата не тронет.