"Фазиль Искандер. Звезды и люди (Рассказы 1999)" - читать интересную книгу автора

ему показалось, что рухнуло все, на чем стояла его жизнь. Его гордость, его
лучший ученик, блестяще окончивший Московский университет, оказался
обыкновенным мерзавцем. И почему склонность к этому мерзавству он никогда за
ним не замечал? Почему он думал, что знания сами по себе усиливают в
человеке склонность к нравственной жизни? Как он не понимал, что шаг,
сделанный в сторону знания, должен сопровождаться совестью, шагнувшей вместе
со знаниями? Соблазн знания не является ли для большинства людей тем же, чем
и соблазн чинов и неожиданно свалившихся богатств, ради которых человек
забывает свою совесть, как бедного родственника?
А что, если душа от природы уже устроена так, что в одном случае она
готова плодоносить, все равно где - на крестьянской ли ниве или на ниве
знания, а в другом случае она пустоцветом родилась и пустоцветом умрет, и
знания только расширяют разлет пустоцвета? И какая горькая, может быть,
неосознанная ирония в словах пастуха: "А звезды знают, что они так
называются?"
Учитель покинул свой двор, прошел мимо дома соседа-крестьянина, который
в это время чинил свой табачный сарай. Они поздоровались, и он, неожиданно
почувствовав свой возраст, тяжело ступая, пошел дальше. Он вошел в лес и у
самой лесной поляны влез на сильно склоненный карагач, сидя на ветке
которого можно было наблюдать за лесной полянкой, куда иногда выскакивали из
леса зайцы попастись и поиграть. Это было его любимое место.
Он продолжал думать о том, что рассказал ему Сафар, и все больше и
больше мрачнел. Пока он думал, из лесу выскочили два зайца, поиграли,
попрыгали на полянке, а он, не в силах оторваться от своих мрачных мыслей,
просто следил за ними, забыв, что пришел охотиться. Кстати, Сафар ему
сказал, что его молочный брат хочет прийти к нему и поговорить с ним.
Понятно было, о чем он хочет с ним поговорить. Но что он ему мог ответить?
Он думал, думал, но не находил достойного, убедительного ответа.
Он пробыл здесь часа два, но зайцы больше не появлялись. Слезая с
наклоненного ствола карагача, он уже в метре от земли вдруг потерял
равновесие и, вынужденный спрыгнуть со ствола, чтобы не упасть, оперся
прикладом о землю. Он с такой силой, с таким раздражением ткнул прикладом в
землю, словно пытался вернуть не только телесное равновесие, но и равновесие
подкосившейся жизни. Ружье от сотрясения выстрелило. Пуля попала в живот и
резанула огненной болью в сторону груди.

На следующее утро, поручив коз своей юной жене, Бата отправился в село
Анхара к учителю. Жена его отговаривала, боясь каких-нибудь столкновений, но
Бата был непреклонен.
- Я хочу узнать, передал Сафар учителю все, что здесь было, или нет, -
отвечал он, - а от учителя мне ничего не надо. Я только хочу, чтобы мы друг
другу в глаза посмотрели. Мне это интересно. Мне интересно, зачем человеку
запоминать сотни выдуманных названий звезд, если он в доме брата ведет себя,
как озверевший гяур? Меня очень интересует, не пропустил ли учитель чего
здесь, на земле, по дороге к звездам.
Он вышел на тропинку, ведущую в село Анхара. Минут через двадцать он
встретил путника, идущего оттуда. Поздоровались, остановились, закурили.
- Что нового у вас? - спросил Бата.
- Я горевестник, - сказал путник. - У нас вчера на охоте случайно погиб
наш учитель! Сорок лет учил наших детей грамоте и погиб на охоте. Хоть бы