"Дарья Истомина. Торговка " - читать интересную книгу автора

- Не лезь, - оттерла я ее плечом. - Я в этих делах побольше твоего
понимаю... Ну-ка размотай! Не стесняйся, крови я не видела, что ли?
Я начала бережно и нежно осматривать его сильно порезанную руку, дула
на нее, дышала, спрашивала горловым голосом:
- А так больно? А вот здесь? И спине досталось? А головушка как?
И все касалась мелкими порхающими движениями его ежистой прически,
горячего и мокрого от пота лица, полуголой груди в плотных пластинах
мускулов, на которой уже засыхали мелкие, как маковые зернышки, росинки
крови, набрызганные из губ. Потом, уже сильнее, я стала прощупывать, будто
проверяя, не больно ли, его бугристые бицепсы, оглаживала бережно крепкую,
как камень, накачанную спину. И это занятие - прикасаться к нему - было
необыкновенно волнующим и приятным.
Наконец я объявила бесповоротно:
- Штопать тебя, Трофимов Никита, будем в травмопункте. Это минут пять
на твоей "Газели"! Поведу твой тарантас я! Не дергайся, права имею... Ты где
живешь? Ну это неважно! Я тебя и домой сволоку. Ты на мне погорел, мне и
отдуваться!
Показав ему, кто тут хозяйка, а кто - пришей кобыле хвост, я приказала
Рагозиной:
- Приберись тут! Вернусь - помогу! Если вернусь...
- Нет, нет!.. Ты... обязательно! - пролепетала Рагозина, глядя
ошеломленно, как я заботливо подставляю плечо парню, подсаживая его в
кабину, влезаю за баранку и трогаю "Газель". И это было прекрасно, как в
какой-нибудь книге про фронтовую любовь, где бесстрашная молодая и красивая
героиня склоняется над раненым героем и перевязывает его горячие раны.
Вернулась я нескоро, шел уже третий час ночи, и Рагозина дремала,
забравшись с ногами в мое кресло и закутавшись в плащ. У нее было посеревшее
заплаканное личико, как будто она не раз уже представляла, что тут было, и
переживала весь этот ужас снова. Но несмотря ни на что, она в лавке попахала
мощно. Все было подметено, поставлено на свои места, поддоны аккуратно
разобраны, битое стекло выкинуто, и даже эту идиотскую бочку она наглухо
закрыла порожним мешком, чтобы не так воняло бензином.
- Ну как там? - спросила она тревожно, подрагивая от ночной свежести.
- Ничего серьезного... Зашили его, свезла на хату... Что такому бычку
сделается? - В подробности я входить не собиралась.
Я полезла в тайничок, где прятала от Клавдии коньяк, который иногда
добавляла в чай. Катька наотрез отказалась, а я глотнула.
- Мама, наверное, с ума сходит... - растерянно и убито сказала она. - Я
никогда так долго не задерживаюсь. Ночь же, да?
Глаза у нее ушли в темные провальные подглазья, серые, всегда
приглаженные волосы лохматились на макушке. Она была похожа на мышку, только
что смывшуюся от когтистого кота и еще не верящую, что цела. Мне ее стало
по-настоящему жалко. В такое влипнуть - и для меня, а не только для такой
тихони, событие.
- Много наторговала сегодня?
- Я все записывала. Как ты учила. - Она взялась за тетрадь.
- Брось, Катька, - вздохнула я. - И вот что... Ты завтра на работу не
выходи. Отоспись. Отлежись. Приди в себя, словом... Я сама со всем этим
дерьмом разберусь. Ничего страшного не случилось. Это обыкновенная жизнь...
Сегодня - они тебя, завтра - ты их...