"Всеволод Иванов. Разговор с каменотесом (Советский рассказ тридцатых годов)" - читать интересную книгу автора

- И пальмы видал? Сто тысяч людей провезет в год, всех обмакнет, вот
какая дорога. Я много на ней топтался, много молотком стучал.
Вино переливалось в стакане. Он легонько ударил пальцем. Стакан слегка
зазвенел. Он дал мне выпить, затем опять наполнил стакан и поставил его на
камень. Вино горело темным багрянцем. Он щелкнул языком.
- Тоже красиво. Тоже здесь растет. Куда ни посмотришь, все красиво.
Письма из дому отличные получаю, сыновья моей силе радуются. А верно! О
камень ударю - сыплется. Этот удар тебе, этот тебе! Я и для тебя, Сиволот,
ударю. Читал Робинзона Крузо, очень упорно человек жил, много страдал.
Один! Самое страшное - один! Я бил много камня, выше себя набил щебня,
все в его честь. Дон-Кихоту бил, приключениям Финна бил. Максиму Горькому
бил особо, три дня. Красиво думает о жизни. Оркестр мимо идет. Красная
Армия, Ворошилов! Много им тоже камня бил. Я каждый день бью больше всех,
а последний удар самому себе бью: молодец Шибахмет Искаков, ударник, очень
веселый человек.
Он схватил стакан, выпил. Стакан он тщательно протер коротеньким
полотенцем и положил в карман бешмета.
- Вот тоже Магомет был. Вино запретил. До сорока лет я не пробовал, а
потом думаю: если я в князей стреляю, то разве их закон при мне остается?
Взял бутылку, семнадцать рублей заплатил. Ах, какой хитрый Магомет был,
себе хотел побольше оставить. "Не пей, говорит, Шибахмет!" А я-то, дурак,
отвечаю: "Слушаю, ваше величество". Да ты не горы смотри, Сиволот.
Он повернул меня за плечи к морю.
- Ты сюда смотри и долго смотри. Если я рядом с тобой тяжело дышу, ты
не думай плохого, я не сплю, у меня так тело сделано, что от красоты
начинает трястись.
Море было колыхающегося багряно-бархатного цвета.
В средине уже поднималась белоснежная дорога. В небе цвета индиго
качалась оранжевая луна. Воздух теплел. В горах медный тягучий гул, словно
они перед сном ворочаются и никак не могут лечь. Мы стояли неподвижно.
Шибахмет, видимо, мысленно проходил по широкой дороге, которую он недавно
с такой любовью прорубил в горах. Он останавливался на каждом повороте,
любовался на море, которое каждый раз было иное. "Какие замечательные люди
строили дорогу, - думал он, - как они понимают красоту!"
Он наклонился к моему уху и тихо сказал:
- Моя власть получает от меня полное почтение, Сиволот. И она мне
благодарна, что я ей таких детей подарил. Но вот мы читаем про войну и мир
и думаем: красиво, все красиво!
Но почему он, Толстой, об рабочих молчал? Или дальше есть?
- И дальше нету.
- Скрывать приходилось, Сиволот. Не было ничего красивого у мужиков и
рабочих, а Толстой хитрый старик был, умный. Борода-то у него какая,
видал? Мне с ним поговорить, я б ему правду сказал: красоты у тебя много,
но у нас больше. Вот я и хочу сказать власти добавочно: заводы, города,
машины переименовываете, а почему- стоит Черное море? Это людей раньше
пугали, чтоб они не стремились сюда. Черное, мол, так и страшно: у меня и
без того жизнь черна! Вот ведь я при царе никуда не ездил, кроме
Павлодара, да и там не камни бил, а крутил колесо. Перекрасить надо море!
Он шел рядом со мной, слегка помахивая халатом.
Лицо у него круглое, улыбающееся.