"Всеволод Иванов. Пустыня Тууб-Коя" - читать интересную книгу автора

- Я хотела после себя оставить...
- Мне?
- Совсем не вам, а вообще. Я думаю, что мои косы на это годятся. Пускай
они останутся жить... я их люблю!
Она сложила на груди обе косы вместе, играя пушистыми концами.
"Хитра", - со злостью подумал Палейка, ощущая теснящуюся в носу влагу
растроганности.
И он сказал басом:
- Серьезнее вы ни о чем не попросите? Может, какие другие вещи есть?
- Вот смешно! Это очень серьезно...
- Неужели на меня нельзя расчитывать в смысле легкой, предположим,
помощи? Мы, в крайнем случае, где-нибудь и попа наскребем.
- Помощь? Фи! И притом... надо же понимать. Уйдите. Вы мне больше не
нужны. Спасибо за огарок. Да вот еще что, разрешите мне причесаться к
завтрему, а то завтра я не успею. Подержите еще огарок.
Женщина спокойно, таким же заученным жестом, как ее слова, стала
распускать волосы.
Палейка быстро поставил огарок прямо на пол. Его большая неуклюжая тень
метнулась по стене, сломляясь у потолка. Голова на потолке превратилась в
чурбан. Он сел рядом с женщиной и не давая ей опомниться поймал ее руки.
- В помощи? Да. Фу, гадость какая, только подумать... Уходите! И вы еще
прикасались ко мне: у вас руки грязные, смотрите, ногти обломанные,
короткие, желтые... Как окурки...
Она с отвращением вытерла свои пухлые руки о низ черкески. Вдруг
зеркальце соскользнуло с ее колен, упало на пол и разбилось пополам.
Женщина испуганно посмотрела на осколки, подняла их, словно не веря
глазам, посмотрелась и заплакала, затопала ногами пронзительно крича:
- От вас только несчастье, горе, потеря! Ненавижу, ненавижу!
Убирайтесь! Знаю, что завтра расстреляете, знаю, и незачем зеркало бить!
Она бросилась на нары, подогнув под себя колени и уткнувшись головой в
папаху зарыдала. Косы, свисая до полу, бились, трепетали, увертливо
развивались.
- Ишь, чорт, - сказал хрипло Палейка. Горло у него было сухое, словно
из папье-маше. - Ишь, чорт, зеркало пожалела. Сплошь тяготение к суеверию.
Он слегка помолчал. Пальцы его нащупали в кармане платок. Мадьярский
платок был последний. По бокам он обтрепался. Не будет больше таких платков
у Палейка. И любви такой песенной больше не будет. Капут.
- Я его оставлю?
Женщина молчала.
- Я его тут рядом положу. Мне его невеста подарила. Теперь она,
несомненно, померла. Я к вам даже не в смысле любви, а так, если что сможете
почувствовать, то предлагаю вывесить на видном месте. Думаю: долго придется
вам жить, так как по некоторым соображениям предлагаю отложить ваш расстрел.
- Я хоть в сапогах, а портянок не ношу. Уберите платок!
Палейка упрямо подошел к скамье, аккуратно разложил платок и плотно
захлопнув дверь строго сказал двум часовым-татарам:
- Смотреть в оба, потому что, стерва.
Татарин только сплюнул через уголок губ.
- Знаем.
Он поднял винтовку и сплюнул еще: