"Борис Иванов. Ночь длинна и тиха, пастырь режет овец" - читать интересную книгу автора

Студент Коля не мог простить Корзухину пережитого: в черную ночь еле
одолел "ничто тотального отчуждения". "Вы словно хотите сыграть картину
Корзухина, чтоб вас расстреляли на вершине холма", - так он рассказывал.
Выздоровев, за несколько дней возмужавший, студент явился к Мастеру.
Без благоговения, без пиетета, новым лицом усмехаясь, сказал:
- Картинки делаете?
- Вы пьяны, - пробормотал Мастер.
- Нет, я не пьян. - Коля махнул в сторону работ Корзухина. - Это
всего-навсего краски, - вот что я хочу сказать. Из этого еще ничего не
следует! Ни-че-го! Ни-че-го!
Корзухин встал и подошел к мольберту. Студент был первым человеком,
которого удостоили смотреть, как он работает.
Да, картины художника были черно-белыми. Но писал он не белилами и
сажами, а любым сочетанием краски добивался впечатления черно-белости:
простоты, контрастности и единства. Нужно было рассматривать "пятачки" в
отдельности, чтобы увидеть зеленое и красное, желтое и синее. Коля разъяснял
зрителям "принципы Корзухина":
- Это - антиживопись, аннигиляция цвета цветом, черно-белая
сверхфотография.
Ни в какие принципы Корзухин студента не посвящал. По-видимому, ему
было вообще безразлично, что о нем говорят. Он перелагал ответственность на
самих толкователей. И студент принял ответственность на себя. Из
нравственных побуждений он Мастера разоблачал.
Он приходил в вагонообразную комнату Корзухина, как на дежурство. В
портфеле книги для чтения и еда. Так в музеях дежурят гиды, пока не
соберется очередная группа экскурсантов. Он вступал в разговор, когда
пришельцы начинали обсуждать живопись Мастера.
- ...Я говорю не только об иллюзии, которая присуща искусству вообще,
ведь перед нами всего-навсего краски, но это иллюзия еще и в другом смысле.
Поверить Корзухину - значит поверить в потустороннюю жизнь: вы должны
поверить, что ваши различительные способности и ваш мозг будут
функционировать и после того, как вас раздавит машина, когда вас расстреляют
или хирург зарежет на операционном столе, вам жизнь покажется иллюзией, а
смерть не выходом, а входом.
- ...Чепуха, никакой свободы вам Корзухин не презентует. По ту сторону
никакой свободы нет, если вы выжили, вы находите свою судьбу. Но личная
судьба ничуть не лучше кабины лифта.
- ...Социальные судьбы Корзухина не интересуют.
- ...И вы лично его не интересуете.
- ...Никого он не "продолжает" и ничего не пытается спасти. Он исходит
из безразличия. У него нет ни слуха, ни памяти... Бросьте! никого он никуда
не зовет! И зрителя не ищет, зритель навязывается сам...
Коля поворачивается к Мастеру, вызывая его на согласие и возражения, -
в темном углу, на тахте, художник неизменно молчал. Казалось, он был доволен
тем, как разоблачитель борется с силой его картин.
- И не ждите от него ответа. Ему нет дела до того, как станут его
понимать через сто лет. Он сам находится в иллюзии, что живет по ту сторону
жизни. Без этой иллюзии он пуст. А мы сейчас обсуждаем свои дела. Только
свои дела... Он там, мы здесь.
Коля познал горечь подлинного философа: жить в бессмысленности и