"Юрий Иванов. Атлантический рейс " - читать интересную книгу автора

сердитых водяных валов, пытаясь отыскать себе дорожку поровнее. Порой он
нащупывает ее и несколько мгновений катится ровно, ходко, как по рельсам.
Потом волны набрасываются на него, толкают своими сильными пенными руками,
подпирают крутыми, упругими плечами, и теплоход затормаживает бег, валится
на борт, на другой, корма его выскакивает из воды, и обнажившийся винт с
ужасным, хватающим за сердце грохотом рубит блестящими лопастями кипящую
воду.
Качка. Я отрываю взгляд от запотевшего иллюминатора и тоскливо говорю
фотографии девушки, прикрепленной к стене каюты:
- Гуд монин... Доброе утро, миссис...
- Мисс... - слышится с койки надо мной голос Виктора. - Она еще
незамужняя.
- Гуд бай, мисс, - поправляюсь я и перевожу глаза на другой снимок,
висящий около самой моей подушки.
С небольшой фотографии смотрит на меня, чуть улыбаясь одними уголками
рта, близкое, знакомое до мельчайших подробностей лицо жены. Если бы ты
знала, как мне сейчас тяжело!
Обе фотографии появились в каюте, когда мы проходили Зунд. Над тихими
черными водами пролива висел плотный белый туман. Фарватер в этом месте
узкий, сложный и очень оживленный: как по тесной тропинке, спешат по проливу
сотни судов; десятки больших и маленьких теплоходов, катеров и паромов снуют
между шведским и датским берегами. Особенно опасны для проходящих судов
огромные, сверкающие никелем и сталью скоростные паромы, специальные
теплоходы, перевозящие пассажиров и их автомобили через пролив. Они ходят по
строгому расписанию и поэтому, невзирая на туман, мчатся от берега к берегу
с бешеной скоростью, распугивая остальные суда своими гулкими
предостерегающими вскриками.
Туман, ничего не видно, кругом гудят теплоходы, им вторят прибрежные
бакены и маяки. В тумане мелькают стремительные тени; кто-то на кого-то
кричит в мегафон хриплым, сердитым басом. Вахтенный штурман до боли в глазах
всматривается в зеленоватый экран радиолокатора и дает короткие, быстрые
указания рулевому; капитан стоит рядом, жует давно потухшую сигарету, держит
руку на телеграфе, то и дело посылая в машинное отделение тревожные резкие
сигналы: "Стоп, машина!", "Задний ход", "Малый вперед!" - и снова: "Стоп!"
Проторчав в рубке с час, мы с Виктором переглянулись и ушли в каюту. Там,
прислушиваясь к нервным сигналам судов, на ощупь бредущих по проливу, мы
достали из чемоданов по фотографии и пришпилили их к стенкам. В каюте сразу
стало как-то лучше, - я давно замечал, что в человеческом жилье от
присутствия в нем женщины становится уютнее.
...Благополучно миновав проливы, мы вошли в Северное море, и тут шторм,
как сказал капитан, "дал нам по зубам". Но он не только "дал", он бьет и
бьет нас без устали, не давая передохнуть. Качка. Бывалые моряки говорят,
что без шторма скучно и что в этом есть своя прелесть. А я почему-то качку
не люблю. Потому, наверное, что еще не настоящий, не "бывалый" моряк. А
может, и нет таких моряков вообще?
- Как ты думаешь, - говорю я Виктору, - когда окончится эта мерзкая
болтанка?
Жаров не отвечает, и я, вздохнув, переворачиваю страничку, исписанную
английскими словами и фразами. Мы оба лежим на койках, я на нижней, он -
надо мной, и учим английский язык: еще на берегу было решено, что все