"Сергей Михайлович Иванов. Утро вечера мудренее (о сне) " - читать интересную книгу автора

брата. От него он услышал, что весной, едва только вскрылись воды, отец,
по своему обыкновению, отправился в море на рыбный промысел. С тех пор
минуло четыре месяца, а об отце и об его артели ни слуху ни духу. Слова
брата наполнили его сильным беспокойством, он решил проситься в отпуск и
ехать на тот самый остров, чтобы похоронить отца с честью, если сон
подтвердится. Отпуска ему не дали, тогда он снарядил в Холмогоры брата,
дав ему денег и письмо к тамошней рыбацкой артели. В письме Ломоносов
просил земляков при первой же возможности заехать на остров, положение
которого и вид берегов он подробно описал, поискать тело отца и, если оно
найдется, предать земле. Осенью рыбаки нашли тело Василия Ломоносова на
том пустынном острове, который и приснился его сыну, погребли его там,
положив на могилу камень, и обо всем написали ему в Петербург.
История эта не сочинена нами: почти слово в слово переписали мы
рассказ друга Ломоносова, секретаря Академии наук Якоба Штелина, которому
тот про свой вещий сон поведал сам. Рассказ Штелина помещен в предисловии
к изданию сочинений Ломоносова 1865 года. Никаких оснований не верить ему
у нас нет. Ни солгать, ни пуститься в мистификацию Ломоносов не мог, не
мог этого сделать и Штелин. С такими вещами, как смерть близких, не шутят.
Ошибка памяти? И у того, и у другого память была превосходной. Мог ли
Ломоносов забыть подробности этого столь рокового для него происшествия
или перепутать что-нибудь? Нет, это немыслимо.
Перепутать мог Штелин. Но ошибиться здесь можно лишь в незначительных
частностях: отец мог уйти в море не четыре, а три месяца назад, брат мог
не сразу отыскаться в Петербурге и так далее. Сопоставим рассказ Штелина,
который проверить невозможно, с хорошо всем известным рассказом профессора
А. А. Иностранцева про сон Менделеева, который проверен полностью, и мы
увидим, что в подобных случаях забывается, а что нет.
Про знаменитый сон первым узнал философ И. И. Лапшин, собиравший
материал для своей книги "Философия изобретений и изобретения в
философии". Иностранцев рассказал ему о сне в 1919 году - спустя полвека
после того, как сам о нем услышал от Менделеева. Какое обширное поле для
ошибок и искажений! И что же? Всего нашлась одна ошибка, да и то к
содержанию сна не относящаяся. По словам Иностранцева, он зашел однажды
проведать Менделеева и застал его стоящим у конторки в угнетенном
состоянии. "Все в голове сложилось, а выразить таблицей не могу", - сказал
Менделеев. "Немного позднее, - пишет Лапшин, - оказалось следующее.
Менделеев три дня и три ночи, не ложась спать, проработал у конторки,
пробуя скомбинировать результаты своей мысленной конструкции в таблицу, но
попытки... оказались неудачными. Наконец, под влиянием крайнего утомления,
Менделеев лег спать и тотчас заснул. "Вижу во сне таблицу, где элементы
расставлены, как нужно, - рассказал он потом Иностранцеву. - Проснулся,
тотчас записал на клочке бумаги, - только в одном месте впоследствии
оказалась нужной поправка".
Клочок этот нашелся, и из него видно, что случившееся было передано
Иностранцевым, а вслед за ним и Лапшиным поразительно точно - за
исключением одной-единственной детали. Перед тем как заснуть и увидеть во
сне окончательный вариант таблицы, Менделеев работал без отдыха не трое
суток, а часов семь или восемь. Таблица приснилась ему не ночью, а днем,
когда он прилег отдохнуть на часок. Мы не знаем, кто из рассказчиков
почувствовал, что "три дня и три ночи" звучат чересчур былинно, но явно