"Сергей Михайлович Иванов. Утро вечера мудренее (о сне) " - читать интересную книгу автора

лежачих больных) заставляет нас принять горизонтальное положение и
расслабиться. Как только мышцы расслабляются, угасает поток импульсов,
посылавшихся в мозг сокращенными мышечными волокнами, и благодаря этому
снижается уровень бодрствования. А ограничиться одним лежанием нельзя: как
бы мы ни старались расслабиться, многие мышцы будут все равно скованы
напряжением. Наше сознание должно совсем отвернуться от мышц, предоставить
тело самому себе.
Прекрасно. Но неужели же мы спим и видим сны ради одних мышц? Неужели
ради одних мышц медленный сон сменяется быстрым? Какая связь между
мышечным утомлением и быстрыми движениями глаз? Да уж явно никакой. Мышцы
мышцами, но тут, наверное, кроется что-то еще.
Ни о каком утомлении и говорить нечего, не в утомлении дело,
настаивают сторонники еще одной теории сна - информационной. Мы засыпаем,
чтобы усвоить и переварить всю ту информацию, которая накапливается за
день в нашей непосредственной памяти. Мозг наш перегружен, ему надо
отсортировать воспринятое - полезное запомнить, бесполезное отсеять. Для
того и сон.
Информационная теория возникла в пятидесятые годы, в пору расцвета
кибернетики и общей убежденности в том, что все на свете достойно
измерения и в измерении нуждается. Измеряли тогда все подряд, и психологи,
подобно пифагорейцам, толковали об одних числах. У этого увлечения были
свои причины. На сцене появилась теория информации, в которой многие
увидели универсальный метод анализа человеческой деятельности.
Вычислительные машины работали все быстрее, объем их памяти возрастал не
по дням, а по часам, и каждый, кому приходило в голову сопоставить машину
и мозг, не удерживался от искушения и выводил на бумаге какую-нибудь
грандиозную цифру, означавшую емкость человеческой памяти. Количество
информации, которое человек якобы способен переварить за секунду,
перемножалось на количество секунд в человеческой жизни, на количество
нейронов, на количество молекул в нейронах и так далее.
Через несколько лет ученые начали догадываться, что машина устроена
иначе, чем мозг, и работает на других принципах и что то, чем занят мозг,
не всегда следует называть переработкой информации. Стало ясно, что
доказать, будто все нейроны и их связи, не говоря уже о молекулах,
участвуют в этой переработке и, наконец, что вся эта переработка -
привилегия одних нейронов и молекул, невозможно. Все цифры рассеялись как
сон, как утренний туман, словно их и не было, все, кроме "магической
семерки", открытой американским психологом Джорджем Миллером и
характеризующей объем непосредственной, или кратковременной, памяти.
Ограниченность этой памяти вообще-то была известна психологам давно,
но специально ее никто не измерял. У Миллера же была вполне практическая
задача: выяснить "пропускную способность" оператора автоматизированной
системы - человека, действительно занятого переработкой информации. И вот
он обнаружил, что оператор способен с одного раза удержать в памяти в
среднем девять двоичных чисел (7 + 2), восемь десятичных чисел (7 + 1),
семь букв алфавита и пять односложных слов (7 - 2). Все вертелось вокруг
семерки. Но при этом каждая группа обладала неодинаковой информативной
ценностью: семь букв несли в три с лишним раза больше информации, чем
восемь десятичных чисел, а пять слов - почти в шесть раз больше. Из этого
Миллер заключил, что объем непосредственной памяти ограничен не