"Фантастика 2009: Выпуск 2. Змеи Хроноса" - читать интересную книгу автора (Сборник)БылоПредставьте себе отрицательное Мысль мелькнула и погасла. Кругом было одно глобальное Впрочем, неоднородности в этом странном континууме, заполненном квантовыми полями, всё-таки появлялись и уже не сглаживались стремительным инфляционным расширением. Сложные физические процессы приводили к тому, что неоднородности, представляющие собой солитоны – сгустки первичных элементарных частиц, вызвали небольшой избыток обычного барионного вещества над антивеществом. Началась аннигиляция рождающихся комков материи, а когда она закончилась, в невероятно раздувшейся Вселенной появились первые островки вещества, которые впоследствии превратились в звёзды, галактики и их скопления, объединившиеся в крупномасштабные сетчато-мозаичные структуры. Но это стало реальностью позже. А пока он – невидимый и неощутимый свидетель рождения Вселенной – наблюдал за её расширением Между тем температура – Красиво говоришь, Сан Саныч! – восхищённо сказал Олег Николаевич Хаевич, разливая пиво в стеклянные кружки тонкой работы. – Тебе бы писателем быть, стал бы известен. Уваров улыбнулся. Хаевич уже не раз говорил ему о писательской известности, однако Александр Александрович, в миру Сан Саныч, никогда не проявлял особого литературного дарования и работал математиком в МИФИ, окончив этот же институт двадцать семь лет назад. В настоящее время близился его пятидесятилетний юбилей, и он казался себе маститым учёным, умудрённым опытом человеком средних лет. Но не старым. В молодости он серьёзно занимался лёгкой атлетикой, стал мастером велосипедного спорта и выглядел вполне прилично: метр восемьдесят, плотный, плечистый, спокойный, уверенный. Волосы начали редеть ото лба ещё в тридцать пять, поэтому в сорок он стал стричься наголо, оставляя короткий ёжик, и в сорок девять лобастая голова Уварова отливала серебром седины, что было даже модно. Хаевич был моложе на пятнадцать лет. Небольшого роста, с животиком, подвижный, говорливый, любитель ночных клубных забав, он нравился женщинам и о семейной жизни пока не помышлял. Его трудно было представить в роли чиновника, да он им и не был, возглавив после тридцати лет частную фельдъегерскую службу. Любил выпить, поговорить (он был в курсе всех новостей), хорошие автомашины (ездил то на «Мерседесе CLS», то на «Порше Кайенн»), знал все клубы в Москве и часто пропадал за рубежом. Но ровно через две недели возникал на горизонте, и компания собиралась вечером пятницы записать пульку: Уваров, Хаевич, Коренев Михаил Михайлович и Новихин Олег Олегович. Кореневу стукнуло шестьдесят два, он работал заместителем директора Московской газовой биржи и был душой общества. На этого человека, любившего анекдоты, всегда можно было положиться. Он готов был помочь друзьям в любое время, не раздумывая. Кроме того, он был охотником, часто уезжал с компанией приятелей в глубинку России, под Нижний Новгород, и привозил интересные истории, а иногда и дичь. Четвёртый преферансист, Новихин Олег, был самым молодым и энергичным членом команды. Он работал начальником службы безопасности Московской биржы, под началом Коренева, занимался бадминтоном (становился даже чемпионом области), не считая рукопашного боя в силу профессиональной надобности, и слыл знатоком вин и алкогольных напитков вообще. Хотя при этом почти не пил. Все эти люди были очень непохожими друг на друга, и свела их воедино только одна страсть – к преферансу. Но если для Новихина эта игра подогревала его спортивный интерес, Хаевич ловил удачу, Коренев искал охотничий азарт, то для Уварова преферанс являлся одним из вариантов теории игр, которой он посвящал всё своё свободное время. – Я космосом не интересовался, – продолжил Хаевич, потягивая пиво и присматриваясь к вяленой рыбке, которую принесла Оксана, повар Новихина; играли обычно в его коттедже на улице Сучкова. – Не могу утверждать, что я совсем уж закостенелый скептик, но не верю, что космос нам необходим. Пусть его покоряют автоматы и роботы, человеку там делать нечего. Кстати, ты говорил об эпохе Великой Тьмы. Тёмная материя, о которой все сейчас говорят, не из этой епархии? – Это разные категории, – качнул головой Уваров. – Хотя тёмная материя зарождалась примерно в те же времена, миллиарды лет назад. Хаевич аккуратно разделал рыбку, с любопытством посмотрел на него. – Ты что же, и в самом деле видишь эти сны – про космос, рождение Вселенной? – Это не сны. Как бы тебе объяснить… во мне просыпается память происшедших событий, понимаешь? Я вижу то, что было в прошлом, миллионы и миллиарды лет назад. – Вот этот огонь видишь, о котором говорил? – И огонь тоже. Первые звёзды, первые галактики, планеты. – Откуда же ты знаешь, что там происходило? – Знаю, и всё. Информация сама появляется. – Давно? – Если честно, то не очень, год назад всё началось, после ДТП. – Это когда ты свою «импрезу» разбил? – Ага. – Ну, тогда по глоточку. Они сдвинули кружки с пивом, занялись вяленой кефалью. Обычно первым к назначенному времени (восемь часов вечера) прибывал Уваров, не любивший опаздывать. Хаевич подъезжал чуть позже, с водителем Сашей, который знал все секреты своего работодателя. За руль после «принятия на грудь» дозы спиртного Хаевич не садился, что было правильно. Третьим появлялся Коренев с сумкой пивных бутылок. В компании существовал свой распорядок: Уваров покупал торт и конфеты к чаю, Хаевич – сухое красное вино, Коренев – пиво и водку. Новихин принимал гостей, иногда угощая их классным вином из собственного погреба. – Привет Эйнштейну, – объявил Михал Михалыч, обнимая Уварова, пожал руку Хаевичу. – Жарко сегодня. – Он снял пиджак, подсел к столу. – Ну, что, по пивку? Налили, выпили. Коренев блаженно откинулся на спинку стула. – Хорошо поторговали сегодня, растёт наш газ в цене как на дрожжах. Командир обещал быть через полчаса, если не застрянет в пробке. Стоит Москва, я еле проехал по закоулкам. Командиром он называл Новихина, хотя по служебному положению стоял выше. Заговорили о пробках, о неумении служб решить транспортную проблему. – Вот ты математик, – посмотрел на Уварова Коренев, подцепляя вилкой малосольный огурчик, – взял бы и рассчитал какой-нибудь алгоритм, который избавил бы город от пробок. – Этой проблемой уже занимались математики, – сказал всезнающий Хаевич. – Но ни в одной столице мира она не решена полностью. Города не резиновые, и когда количество машин превышает пространственно-динамический предел, они встают. Коренев возразил, что в Варшаве, где он был, пробок нет. – Нашёл столицу, – отмахнулся Олег. – У них всё ещё впереди. Коренев снова возразил, что существуют приёмы ограничения въезда в города и другие ухищрения, позволяющие избегать пробок. Они заспорили. Уваров слушал, потягивал ледяной сидр и думал о другом. О поездке на родину в Брянскую губернию. О конвенте математиков, где ему должны были вручить престижную премию «Золотой интеграл». О варианте игры нового типа, который он почти рассчитал и к концу года собирался представить на суд математиков института. Работа была интересной, и он надеялся удивить коллег подходом к проблеме, который они назвали бы когнитивно-метафизическим, а он сам – чувственно-магическим. Хотя речь шла скорее о переходе между реальностью и миром чувственных идей, в который ему позволено было время от времени погружаться. – О чём задумался, Сан Саныч? – стукнул его по плечу Хаевич. Уваров виновато прищурился. – Да так, ни о чём. – Расскажи о своих видениях, вот биржа интересуется. – Я ему уже рассказывал. – Да? А он не признался. Ещё раз советую написать об этом книгу. У меня друг – издатель, поможет издать. Вдруг откроешь в себе талант писателя? Роулинг же, создатель Гарри Поттера, тоже в своё время была никому не известна. – Заладил одно и то же, – проворчал Коренев. – Сан Санычу слава не нужна. – А что ему нужно? – Слава бывает разная. Вон один математик отказался от Нобелевки и стал известен всему миру. – Он просто больной, думал только о себе, а не о своих родственниках. Ему невероятно повезло, а он это везение в задницу засунул! – Не груби. Везение тоже разное бывает. Хаевич хихикнул. – Эт точно. Иногда не получить желаемое и есть везение. Ну, что, мужчины, ещё по кружечке? – Привет, алкоголики, – вошёл в гостиную улыбающийся Новихин, бросил к шкафу в прихожей слева спортивную сумку. – Как вам наши футболисты? – Я просто обалдел! – оживился Коренев. – Четыре – один, уму непостижимо! Неужели научились играть? – Тренер хороший, вот и научил, – авторитетно сказал Хаевич. – У них стимул появился, – сказал Новихин, скрываясь на втором этаже. – Какой стимул? – не понял Олег. – Раньше играли как игралось, – поддержал тему Коренев. – Всё равно платили, а теперь не даёшь отдачи – садись. – Значит, тренер таки в этом деле главный? Кто ещё заставит их играть? – Почему обязательно тренер? Игорь прав, стимул появился – играть хорошо, иначе сядешь на скамейку запасных, а то и совсем вылетишь из команды. К столу спустился Новихин, переодевшийся в домашний спортивный костюм. Заговорили о футболе, потом о теннисе, знатоком которого считался Хаевич, о бадминтоне. Открыли вино. Уваров сидел молча, слушал, от вина отказался. До сорока пяти он вообще не употреблял спиртных напитков, да и сейчас позволял себе разве что бокал шампанского на праздники да сидр. От пива не отказывался, но и не приветствовал, доверял организму, который чётко знал свою норму. В начале десятого пересели за игровой столик. Сдавать выпало Новихину. Коренев взял карты, принялся изучать расклад. Делал он это медленно и обстоятельно, в силу характера, поэтому поначалу компаньонов это сердило, но после пятнадцати лет знакомства все привыкли к манере игры «главного биржевика» компании и не обращали на его медлительность внимания. – Раз, – объявил наконец Михал Михалыч. – Пас, – отозвался Уваров. – Бери, – согласился Хаевич. Игра началась. Расходились за полночь, в половине первого. Хаевич и Новихин собрались навестить клуб «Сохо». Уваров повёз Коренева на своей машине: тот жил в Крылатском, после чего ему предстояло возвращаться назад, к Серебряному бору. – Ты что, и вправду видишь прошлое? – поинтересовался слегка осоловевший Михал Михалыч, когда они попрощались с молодёжью и отъехали. У него была своя «БМВ» плюс охрана, однако он редко ими пользовался. Уваров невольно вспомнил один из своих «эзотерических снов»… Великая Тьма длилась по вселенским меркам недолго, всего около миллиона лет. Массы сгущений относительно холодного вещества – ядер водорода и гелия, а потом и нейтральных атомов после эпохи рекомбинации, достигали таких величин, что начались первичные реакции ядерного синтеза, водород «загорелся», и по всему гигантскому объёму сформированного пространства зажглись первые звёзды. Поначалу они были небольшими, карликовыми, но по мере дальнейшего уплотнения облаков газа и пыли рождались всё более массивные звёзды. Некоторые из них сливались вместе, образуя квазары и первичные чёрные дыры, и по молодой Вселенной, продолжавшей расширяться в ином темпе, не столь быстро, как в первые мгновения, поплыли хороводы фонтанирующих струями огня юных звёзд, окружённых вихреподобными дисками пыли и газа. А уже через сто миллионов лет, когда звёзды начали объединяться в протогалактики, в их атмосферах – не на планетах и не в космическом пространстве – зародилась первая форма – Может, тебе и в самом деле стоит написать роман? – послышался голос Коренева. Уваров очнулся, повернул направо, на улицу Крылатские Холмы. – Мне Олег об этом все уши прожужжал, и ты туда же. Не писатель я. У меня другие интересы. – Теория игр? – хохотнул Михал Михалыч. – Судя по тому, что проигрываешь ты редко, теория у тебя правильная. – К преферансу она не имеет отношения. – Да? А я думал, ты карточными играми занимаешься. Уваров хотел было оправдаться, объяснить Кореневу на пальцах, чем он занимается на самом деле, но передумал. В состоянии эйфории – Коренев выпил да ещё и выиграл при этом – он вряд ли понял бы собеседника. Между тем именно увлечение Уварова психроникой, как он назвал свою игровую матрицу, и позволило ему приобрести дар воспоминаний прошлого, а вовсе не авария, в какую он попал однажды на Амурской улице: тогда в бок ему влетел лихач на старой «Ладе». Началось всё с расчётов компьютерной ролевой игры, отличающейся от других тем, что играющий не просто выбирал фантом из заданного набора игровых персонажей, а переносил на него качества своей личности и характер своих взаимоотношений с реальностью. После этого Уварову удалось просчитать психосемантическую матрицу играющего, содержащую информацию о способах взаимодействия структур сознания, и, что важнее, На следующий день, точнее ночь, ему начали сниться странные сны. Ещё через месяц он научился погружаться в прошлое на любой отрезок времени и буквально – Спасибо, – сунул ему ладонь Коренев, когда машина свернула к его дому. – Заходи как-нибудь в контору, побеседуем о жизни. Расскажешь о своих видениях. – Лучше вы к нам, – улыбнулся Уваров. Коренев с трудом выбрался из машины, поплёлся к подъезду. Уваров посмотрел на подъехавшую за ним машину – чёрный джип «рэндж ровер», не придал этому значения, проводил приятеля глазами, подумав, что несмотря на свою сугубо коммерческую должность Михал Михалыч сумел остаться человеком совести, за что его уважали коллеги и любили близкие. Джип всю дорогу ехал за ним, но он этого не заметил. Домой приехал в половине второго. Жена уже спала, внучка тоже. Уваров, стараясь не шуметь, залез в ванну, встал под душ. Лёг чистый, умиротворённый, довольный жизнью, автоматически перебрал в уме то, что должен был сделать в субботу, и легко уснул. Сон-видение пришёл сам собой, без особых усилий с его стороны. Организм уже научился владеть особым состоянием, которое в разные времена у разных народов называло по-разному: инсайтом, сатори, просветлением и озарением. Сам Уваров называл это состояние мысленно-волевым Сознание вылетело за пределы тела, перед глазами развернулась величественная панорама космоса. Россыпи звёзд окружили его со всех сторон. Он мог свободно «дотронуться» до любой из них, но душа просила И нашёл! Среди сияющих звёздных сфер проявились тонкие паутинки геометрически правильного узора, не похожего на обычные скопления и галактики. Одна из паутинок была совсем близко, память автоматически назвала направление – Волосы Вероники. Отлично! Посмотрим, что там такое… Мысленное «тело» Уварова превратилось в неощутимый луч и стремительно рванулось в пространство. |
||
|