"Роман Иванычук. Мальвы (Роман) [И]" - читать интересную книгу автора

тяжело работала, но никто не упрекал тебя за то, что ты христианка, потому
что невольники все христиане, нет рабов-мусульман. А теперь, когда ты
стала свободной, твоя вера станет для тебя новым рабством. Тебе,
освобожденной от принудительного труда, никто не даст заработка. Ты будешь
слоняться по базарам, выпрашивать хлеб для своего ребенка, а на тебя будут
плевать правоверные, и это рабство станет во сто крат тяжелее. Но ты
можешь принять мусульманство, наречься рабой аллаха - и тогда...
- Нет! - воскликнула Мария. - Нет, только не это рабство!
- Сто самое легкое рабство. Оно окупится. За него дают хлеб.
- Купить своей совестью?
- Совесть - тоже рабство. Нет свободных людей, женщина, - покачал
головой дервиш и сказал тихо, почти шепотом: - Пусть в душе ты не
смиришься с новой верой, кто же будет знать об этом или поносить тебя за
это? Если бы ты родилась среди тигров, разве знала бы о том, что на свете
живут и олени? Подумай о дочери, у нее жизнь только начинается. А о том,
что сможешь вернуться на свою родину, забудь. Ор-капу* закрыт на
семнадцать замков. От Борисфена до Гнилого моря** возвышаются одна возле
другой семнадцать башен, ни один человек не пройдет через перешеек без
грамоты хана.
_______________
* О р - к а п у - Перекоп, в переводе с татарского - двери
крепости.
** От Днепра до Сиваша.

- А с грамотой? - поторопилась спросить Мария.
- Ее может получить только мусульманин.
Дервиш повернулся к Марии спиной. Зашептал слова молитвы, медленно
направился в противоположную сторону, а она стояла, побледневшая, без
надежды, опустив руки и не замечая, как синеглазая Мальва беззаботно
бегает вдоль хребта, срывает желтые цветы, прижатые головками к сухой
земле.
- Нет, нет! - воскликнула она. - За это накажет бог. За
отступничество никого не минует кара... Но как еще тяжелее может наказать
меня мой бог? Я нынче второй раз утратила волю - что еще более страшное
может придумать он для меня? Муки совести?.. А тебя, о господи, не будет
мучить совесть, когда погибнет мое дитя? Одно-единственное окошко осталось
для меня, через которое я еще могу вырваться на волю, - грамота. А если не
открою его, то когда-нибудь постигнет меня самая жестокая кара - проклятие
родной дочери.
Душу терзали сомнения, в голове роились смутные мысли о прошлом.
А может, не надо вспоминать о том, что было? Стоит ли вспоминать о
том, как сокрушалась Украина, что горько ей жить? Украина... А разве я
сама не Украина - униженная, поруганная, обездоленная, как моя земля? Вот
передо мной рыжий хребет Тепе-оба, позади - кафский рынок, и ничего и
никого больше нет у меня, кроме Мальвы. Вот они, желтые, квелые цветы,
забыли свою землю и живут. А если бы они пышно разрослись, так же, как у
нас на Украине, их тут же сожрали бы верблюды и ослы. Но они смирились со
своей участью... Что мне теперь думать об Украине, когда ее уже нет на
свете. Ее втоптали в болото на Масловом Ставу свои же вожаки-полковники, и
с тех пор я уже не почитаемая всеми людьми жена полковника Самойла, а