"Роман Иванычук. Мальвы (Роман) [И]" - читать интересную книгу автора

спасать династию. В душе же он противился: как можно полуидиота опоясывать
мечом Османа? Ведь все, даже валиде, называли его юродивым.
Шейх-уль-ислам долго присматривался к жалкому Ибрагиму - он напоминал
стебелек проса, выросший в подвале. Бледная, даже прозрачная кожа на лице,
робко сжатые губы, но глаза - нет, не безумные, какие-то наивные,
мальчишеские, и выслушивает он советы верховного душепастыря, как
прилежный ученик в медресе. Его все интересовало, странно, непривычно было
слышать даже человеческий голос после стольких лет одиночного заключения.
Он хорошо запоминал, что должен сказать, когда его опояшут мечом, довольно
быстро выучил на память речь, с которой нужно обратиться к янычарам.
- Ты должен быть осторожен с янычарами и пока что во всем слушаться
великого визиря Аззема-пашу, который знает все подробности и тайны
государственной жизни...
- Да, эфенди...
<Его можно научить быть и ремесленником, и имамом, - подумал Регель,
когда подготовка спектакля коронации нового султана была закончена. - Он
еще ребенок. Но дозревать будет на султанском троне. Что из него
получится?>
...Ибрагим крепко держался за поводья, сидя на ретивом персидском
рысаке, наклонившись вперед, чтобы не пошатнуться и не упасть; редкая
белесая бородка торчала словно приклеенная; султанская чалма, втрое
большая, чем его маленькая голова, сгибала тонкую шею. Ибрагим испуганно
водил глазами - кто-то в толпе прыснул со смеху, вспомнив, очевидно,
величественного Амурата, и пролилась первая кровь в жертву новому
падишаху.
Обескураженный жалким видом султана, народ молчал. Но вдруг прозвучал
чей-то зычный голос: <Слава султану султанов солнцеликому Ибрагиму>, а
затем - вначале недружно, а спустя некоторое время удивительно слаженным
хором - повторила этот клич толпа, раз, второй; призыв, видимо, обладал
гипнотизирующей силой, потому что люди стали повторять его все чаще и
громче, до беспамятства выкрикивали хвалу тому, которого готовы были
осмеять.
Открылись главные ворота дворца, Ибрагим с почетным караулом въехал
во двор, посреди которого стояла христианская каплица, вынесенная еще
Магометом Завоевателем из собора святой Софии. Здесь все, кроме султана,
слезли с коней, янычар-ага провел султанского коня ко вторым воротам, в
которые Ибрагим вступил один. За этими воротами, на подворье, стояли
спахи, выстроенные в два ряда. Султан между ними должен был пройти до
дверей селямлика*. Он сделал несколько шагов, но, почувствовав, как у него
начали дрожать колени, оглянулся - эскорта сановников не было, с обеих
сторон на него смотрели каменные лица вооруженных воинов, и среди них
Ибрагим был один. Страх парализовал его мышцы, спазмы сдавили горло. Ведь
его снова отдали стражникам, и эти двери, к которым он должен пройти
сквозь ряды спахиев, ведут не в султанские хоромы, а... в тюрьму! Он
испуганно поглядывал то на один, то на другой ряд воинов, а они
почтительно склоняли головы - и у Ибрагима немного отлегло от сердца.
Поспешно прошел между рядами, побежал по ступенькам, дверь открылась и
тотчас закрылась за ним. Ибрагим натолкнулся на ужасно безобразного
человека, который стоял в коридоре, скрестив руки на груди.
_______________