"Ярослав Ивашкевич. Мать Иоанна от ангелов" - читать интересную книгу автора

серьезным тоном старый ксендз и глубоко вздохнул.
- Я отказывался, - скорбно прошептал ксендз Сурин и посмотрел на отца
Брыма жалобно и беспомощно, как побитый щенок. Вынув из-за пазухи письмо
провинциала, он, неуверенно глядя на старика, пододвинул ему письмо по
столу. Тот вытащил очки в проволочной оправе, протер их платком, не спеша
прочитал письмо. Потом опять серьезно посмотрел на гостя:
- Очень приятно, - сказал он, - очень приятно. Провинциал пишет о вас
так лестно... Но вот захотят ли бесы покориться твоей святости, дорогой
отец, это еще неизвестно. - Тут ксендз Брым, не прикасаясь руками к
кувшину, хлебнул раз-другой горячего вина.
- На то воля божья, - развел руками ксендз Сурин.
- Видишь ли, любезный отец, - продолжал ксендз Брым, словно
настраиваясь на длинную речь, - святость разная бывает. И еще - праведные
люди в простоте души своей могут быть более легковерны, чем те, что живут
в миру и знают все его западни. Как ты творишь экзорцизмы, любезный отец?
- внезапно спросил он опять другим тоном.
Ксендз Юзеф взглянул на него с беспомощным недоумением и покачал
головой:
- Как же иначе? Согласно rituale Romanum [римскому обряду (лат.)].
- Ну, разумеется. Да не в этом суть. Впрочем, завтра, в день
воздвиженья честного креста, состоится отпущение грехов. Увидишь это
необычное зрелище и познакомишься с теми четырьмя ксендзами. Я туда, в
монастырь, не заглядываю, - но и вдалеке не чувствую себя в безопасности.
Ксендз Гарнец тоже не заглядывал, а вот же бабы... то бишь, монахини,
погубили его. О, мне его судьба запомнилась! Правда, не будь он грешником,
они бы, может, и не прицепились к нему. Ксендз Гарнец, надобно признать,
был человек молодой, красивый, глаза черные, как у итальянца, одним
словом, пригожий... А я что? Старый дед. Уж я-то не явлюсь во сне матери
Иоанне от Ангелов.
- А ксендз Гарнец являлся?
- Да неужто, ты пан ксендз, не знаешь? Являлся, и за ручки брал, и на
всякие неподобства склонял. Говорят, он прямо сквозь стены монастырские
проходил!
Ксендз Брым отодвинулся от стола и от кувшина с вином и вперил в
ксендза Сурина светло-голубые глазки. Моргнув раз-другой красноватыми
веками, он весело рассмеялся. Отец Сурин в ответ и не улыбнулся, только
опустил глаза.
- Все началось якобы с того, что он перебросил им через ограду букет
цветов, не виданных никогда в нашем глухом углу. Такие пахучие розы, что
когда их несли к настоятельнице, то по пути все залил их аромат, а уж в
келье... Э, да что тут долго говорить! Чего только бабы не выдумают!
Ксендз Сурин поднял глаза.
- Так вы, пан ксендз, полагаете, что это бабские сплетни? Что Гарнец не
был колдуном? Что он не проникал в монастырь?
Лицо ксендза Брыма вдруг стало серьезным.
- Я полагаю - но говорю это одному тебе, потому что ты должен знать
все, - сказал он, доверительно нагнувшись над столом, - я полагаю,
тамошним девицам очень хотелось, чтобы Гарнец к ним приходил, и от этих
желаний им в голову и ударило. Мать Иоанна целые дни торчала в
монастырской приемной и все говорила, говорила без умолку. Монашки со всей