"Тамара Иванова, Леонид Утесов. Воспоминания о Бабеле " - читать интересную книгу автора

Один умный критик как-то в разговоре со мной выразил сомнение по поводу
одесских рассказов Бабеля: можно ли воспевать бандитов?
Вопрос, конечно, не простой. Тем не менее литературная победа этих
рассказов очевидна. Все дело в условиях игры, которые перед нами ставит
художник. В том световом луче, которым Бабель высветил дореволюционную жизнь
Одессы, у нас нет выбора: или Беня Крик - или городовой, или богач
Тартаковский - или Беня Крик. Тут, мне кажется, тот же принцип, что и в
народных песнях, воспевающих разбойников: идеализация орудия возмездия за
несправедливость жизни.
В этих рассказах столько юмора, столько тонких и точных наблюдений, что
профессия главного героя отступает на второй план, нас подхватывает мощный
поток освобождения человека от уродливых комплексов страха, затхлых
привычек, убогой и лживой добропорядочности.
Я думаю, что Бабель понимал искусство как праздник жизни, а мудрая
печаль, время от времени приоткрывающаяся на этом празднике, не только не
портит его, но и придает ему духовную подлинность. Печаль есть неизменный
спутник познания жизни. Честно познавший печаль достоин честной радости. И
эту радость людям приносит творческий дар нашего замечательного писателя
Исаака Эммануиловича Бабеля.
И слава богу, что поклонники этого прекрасного дара могут теперь
познакомиться с живыми свидетельствами современников, близко знавших
писателя при жизни.
Фазиль Искандер

Лев Славин ФЕРМЕНТ ДОЛГОВЕЧНОСТИ

Трудно сказать, когда я впервые увидел Бабеля. У меня такое ощущение,
что я знал его всегда, как знаешь небо или мать.
По-видимому, все-таки первое знакомство произошло где-то в самом начале
двадцатых годов. Именно тогда на оборотной стороне больших листов табачных и
чайных бандеролей, оставшихся в огромном количестве от дореволюционных
времен, печатались ранние одесские издания. Там-то, на этой прозрачной
желтой бумаге, стали появляться рассказы Бабеля, пронзившие нас, молодых
литераторов, своим совершенством.
Обаяние писательской силы Бабеля было для нас непреодолимо. Сюда
присоединялось личное его обаяние, которому тоже невозможно было
противиться, хотя в наружности Бабеля не было ничего внешне эффектного.
Он был невысок, раздался более в ширину. Это была фигура приземистая,
приземленная, прозаическая, не вязавшаяся с представлением о кавалеристе,
поэте, путешественнике. У него была большая лобастая голова, немного
втянутая в плечи, голова кабинетного ученого.
Мы приходили в его небольшую комнатку на Ришельевской улице, набитую
книгами и дедовской мебелью. Он читал нам "Одесские рассказы" и открывал нам
всю сказочную романтичность города, в котором мы родились и выросли, почти
не заметив его.
Стоит сказать несколько слов о манере чтения Бабеля; она была довольно
точным отпечатком его натуры. У него был замечательный и редкостный дар
личного единения с каждым слушателем в отдельности. Это было даже в больших
залах, наполненных сотнями людей. Каждый чувствовал, что Бабель обращается
именно к нему. Таким образом, и в многолюдных аудиториях он сохранял тон