"Тамара Иванова, Леонид Утесов. Воспоминания о Бабеле " - читать интересную книгу автора

С 8-й станции Бабель приходил пешком, пыльный, усталый, но с хитрым
блеском в глазах, и говорил:
- Ну и разговорчик же заварился в вагоне у старух! За куриные яички.
Слушайте! Вы будете просто рыдать от удовольствия.
Он начинал передавать этот разговор. И мы не только рыдали от хохота.
Мы просто падали, сраженные этим рассказом. Тогда Бабель дергал то одного,
то другого из нас за рукав и крикливо спрашивал голосом знакомой торговки с
10-й станции Фонтана:
- Вы окончательно сказились, молодой человек? Или что?
Стоило, слушая Бабеля, закрыть глаза, чтобы сразу же очутиться в душном
вагоне одесской конки и увидеть всех попутчиков с такой наглядностью, будто
вы прожили с ними много лет и съели вместе добрый пудовик соли. Может быть,
их вовсе и не существовало в природе, этих людей, и Бабель их начисто
выдумал. Но что за дело нам было до этого, если они жили во всей своей
конкретности, хрипящие, кашляющие, вздыхающие и выразительно подмигивающие
друг другу на "месье" Бабеля, о котором уже говорили по Одессе, что он такой
же умный, как Горький.
Гораздо раньше, чем из его напечатанных рассказов, мы узнали из устных
его рассказов о старике Гедали, вздыхавшем "об интернационале добрых людей",
о происшествии с солью на "закоренелой" станции Фастов, о бешеных
кавалерийских атаках, об ослепительной усмешке Буденного и услышали
удивительные казачьи песни. Особенно одна песня поразила Бабеля, и потом, в
Одессе, мы ее часто напевали, каждый раз все больше удивляясь ее
поэтичности. Сейчас я забыл слова этой песни. В памяти остались только
первые две строчки:
Звезда полей над отчим домом, И матери моей печальная рука...
Особенно томительной и щемящей была эта "звезда полей". Часто по ночам
я даже видел ее во сне - единственную тихую звезду в громадной высоте над
сумраком родных и нищих полей.
Вообще Бабель рассказывал охотно и много и об Алексее Максимовиче
Горьком, о революции и о том, как он, Бабель, поселился явочным порядком в
Аничковом дворце в Петербурге, спал на диване в кабинете Александра III и
однажды, осторожно заглянув в ящик царского письменного стола, нашел коробку
великолепных папирос - подарок царю Александру от турецкого султана
Абдул-Гамида.
Толстые эти папиросы были сделаны из розовой бумаги с золотой арабской
вязью. Бабель очень таинственно подарил мне и Изе по одной папиросе. Мы
выкурили их вечером. Тончайшее благоухание распростерлось над 9-й станцией
Фонтана. Но тотчас у нас смертельно разболелась голова, и мы целый час
передвигались как пьяные, хватаясь за каменные ограды.
Тогда же я узнал от Бабеля необыкновенную историю о безответном старом
еврее Циресе.
Бабель поселился у Циреса и его мрачной, медлительной жены, тети Хавы,
в центре Молдаванки. Он решил написать несколько рассказов из жизни этой
одесской окраины с ее пряным бытом. Бабеля привлекали своеобразные и
безусловно талантливые натуры таких бандитов, как ставший уже легендарным
Мишка Япончик (Беня Крик). Бабель хотел получше изучить Молдаванку, и,
конечно, удобным местом для этого была скучная квартира Циреса.
Она стояла как надежная скала среди бушующих и громогласных притонов и
обманчиво благополучных квартир с вязаными салфеточками и серебряными