"Алексей Иванов. Граф Люксембург (нераскрытое убийство)" - читать интересную книгу автора

Заржали менты, захрипели бомжи с одутловатыми, точно отмороженными
мордами.
- И мне, и мне дай посмотреться! - орали.
На лице моей супруги отразилось явное удовольствие, переходящее в
благодушие и умиление, а маленький человек дернулся и съежился точно его
внезапно хлестко ударили по спине. Вероятно что-то отразилось на моем лице
и это заметила супруга.
- Ненавижу! - выкрикнула она и плюнула мне в лицо. С чем и скрылась.
И опять все то же самое. Я лежу в постели и прошу маленького человека
дать мне его руку. Это помогает, но уже не так хорошо.
- Боже мой, какой день, - катаю голову по подушке, - какой черный
день.
И жму безответную руку маленького сильного, но надломленного человека.
Он смотрит уже рассеянно на стену и нету у него уже слов ободрения. Но мне
это так нужно; мне нужна его помощь ещё раз под любой залог.
- Вспоминать, вспоминать, - прошу я, - ну же, вспоминать. Боже мой,
что угодно. Как мы путешествовали. Розы в Анапе, сладкий, плотный запах.
Майские жуки... Бражник, огромный. В туалете в пионерском лагере, у
запаутиневшей лампочки, тускло горевшей, я увидел необычное существо,
огромную бабочку с крыльями, как серебряная парча, распластавшуюся на
потолке, как платок с усами-щеточками; я привстал на цыпочки, приблизил к
ней свое лицо и услышал, как бьется её мощное сердце. Потрясенный,
испуганный, выбежал в сад, понесся к дому, где мы жили с тобой, и бархатные
рыжие майские жуки толстые, как скоробеи болтались в воздухе, и было
удивительно, как такое большое тело, подвешенное в пустоте, точно серьга,
держат пленчатые бумажношуршащие крылышки. Жуки врезались в меня, я
отбивался руками, а они настойчиво забирались мне на плечи, голову, только
с одной мыслью в их насекомой головогруди - поудачней взлететь и все для
того, чтобы опять потерпеть крушение: с хрустом врезаться в ближайший
шелковичный ствол и заскрипеть застонать, как маленькая свинья. Шелковица -
ягода ягод. В городке, что стоит у моря, грубо сложенный из камня, в каждом
дворе растет свое шелковичное дерево. После грозы, в месяц
наитомительнейшей спелости ягоды, чернильные ручьи устремлялись вниз к морю
по кривым мощеным улочкам, на крышах дрожали фиолетовые лужи; цвет по
краям, где лежали побитые плоды истончался до красного; и собаки лакали
кисло-сладкий сок на две трети разбавленный дождевой водой из туч,
переваливших через горы. Жители, привыкшие к подобному зрелищу, были
недовольны: им надоело подскальзываться на крутых ступенях, и фрукты они не
ели, а несли из магазинов хлеб да молоко. Тем временем по улицам катились
янтарные ядра алычи, недозревший инжир, ежевика и она - шелковица. А ручьи
несли обломанные ветки, саранчу, кислотного цвета, точно светящихся,
богомолов и тяжелых на вес в детской руке ещё живых, трепыхающихся, как
маленькие птицы, ночных бабочек. Старик татарин в тапочках на босу ногу,
сидит на улице, у дверей своего дома, меланхолично пьет вино, кусает
плоский фиолетовый лук. Помнишь, как ты уволилась из пионерского лагеря и
мы отправились с тобой путешествовать по побережью. Мне было лет шесть, но
я все хорошо помню. Как добрались до палаточного городка, и в первую же
ночь начался шторм. Срывало палатки, ездили машины, врезаясь в столбы;
море, хоть и не было его видно из-за деревьев, было ужасно: оно лопалось и
грохотало, как тысяча разорвавшихся бомб. Представляю каково было тем, кого