"Рюрик Ивнев. Богема " - читать интересную книгу автора

его охладить. Если ему надо было, к примеру, получить какую-нибудь пустячную
справку из милиции, он шел не в свой район, а в другой, где у него был
какой-нибудь полузнакомый служащий. Вызвав его в коридор, он обращался к
нему с таинственным видом, крутя прядь волос у виска (это был его любимый
жест):
- Скажите, товарищ, вы знакомы с начальником такого-то отделения? Нет?
Очень жаль. А вы не могли бы узнать, что он за человек, то есть, я хочу
сказать, как он, покладистый? Или... строгий? Ничего не можете сказать?
Жаль, очень жаль...
На другой день шел куда-нибудь еще, узнавал, расспрашивал, вынюхивал,
точно намеревался совершить какое-нибудь преступление и подготавливал почву
для крупной взятки. Так проходило несколько дней, пока он случайно не
узнавал, что аналогичную справку его приятель получил давно, без всяких
затруднений в течение трех минут. Тогда он начинал бомбардировать вопросами
этого счастливца:
- Ну как? Расскажи, расскажи. Что он тебе сказал? Каков он из себя?
Долго ждал? Странно... Мне казалось, что это очень сложно.
После всего этого Ройзман отправлялся сам. Утром этого дня он тщательно
занимался туалетом, надевал новый галстук и старался придать лицу вдумчивое
и солидное выражение.
Но жестоко ошибется тот, кто подумает, что Матвей приходил и просил
справку, как это делают все. У него дело обстояло гораздо сложнее. Войдя в
кабинет советского работника, он принимал (может быть, бессознательно) вид
заговорщика. Опустившись в традиционное кресло для посетителей, доставал из
портсигара папиросу и предлагал портсигар "лицу". Если "лицо" отказывалось,
Ройзман хмурился, считал это за недобрый знак, если брало, то хитро
улыбался, чуть ли не подмигивал ему с таким видом, точно хотел сказать: "Ну,
брат, теперь мы связаны, крепко связаны, ты и я. Уж теперь ты не можешь
отказать мне ни в чем, если я даже попрошу тебя украсть казенные деньги".
Перед тем как приступить в делу, он заводил посторонний разговор. "Лицо"
морщилось, но отвечало. В некоторых случаях со стороны "лица" следовал
решительный вопрос: "Что вам, собственно, угодно?" Лишь после этого Матвей
излагал свое дело. В девяноста случаях из ста "лицо" не выдерживало и
отчитывало его:
- И вам не стыдно, товарищ, из-за такого пустяка беспокоить занятого
человека! Ведь это мог сделать мой секретарь, даже не секретарь, а
регистратор.
Выйдя с нужной бумажкой, Матвей в глубине души считал, что он его
перехитрил, и ласково улыбался самому себе, как бы говоря: "Ну и башковитый
ты парень, у другого бы сорвалось, а ты молодец, добился своего".
И очень сердился, если кто-нибудь из его приятелей высмеивал эти
комбинации, говоря: "Да ведь и ходить-то самому не надо, можно было кухарку
послать, поставили бы штамп, и все".
Теперь, когда он сидел перед Есениным, его вдруг осенила мысль: не
провести ли Сергея в председатели "Общества поэтов и любителей поэзии", под
флагом которого у Ройзмана было почти свое дело - собственное кафе. В нем он
"заведовал программой".
Мозг его лихорадочно работал. Чтобы получить львиную долю дохода от
"литературного" кафе, в то время довольно модного, необходимо иметь в
правлении "своих ребят" или же таких, как Есенин, которые, дав "имя", ни во