"Борис Васильевич Изюмский. Соляной шлях (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

- А и расскажу, раз обещался. Вот повечеряем.
Был Анфим в работу свою влюблен без памяти, о камнях мог говорить
часами. И сейчас, после того как похлебали тюрю, Анфим усадил девочку на
лавку рядом и начал:
- Есть такой камень - радуга. Ну сущее небо ясное. А на небе том
играют зеленые, красные, желтые искры. Играют, резвятся, как малые дети. А
то еще как-нибудь покажу жабьи камни. Аль ласточкины - желтенькие и не
боле льняного семя... Агат, как приглядеться, похож на росомахову шкуру. И
у каждого камня, скажу тебе, своя долгая жизнь, свой норов. Каждый своим
нелегким путем до нашего Киева добирался. К примеру, жемчуг прозрачный
приплыл с берегов Студеного моря, изумруд - совсем издалека, из копей
Аравийской пустыни. И ведь подумать только: у каждого камня - свое лицо.
То ли тебе багровик с темно-вишневыми пятнами и крапинками, или
козлоглазик, или "око солнца", пауковый, лучезарный... Так и кажется:
хмурятся, улыбаются они, тайну таят, радуются... Всяк по-своему...
Уже когда Анна уснула на печи, Анфим сказал жене:
- Ну, ладонька, кажись, и нам посчастило. Неспроста на дворе аист
поселился.
Марья выжидательно посмотрела на мужа. Анфим приблизил губы совсем
близко к уху жены:
- Путята звал. Задумал, вишь, князь Святополк на верху (верхом все
жители Подола называли дворец Святополка на Горе) сделать для себя
шапку-венец, точь-в-точь как у грецкого императора. Только ты смотри - об
этом молчок, а то сгноят меня. Путята приказал язык проглотить...
- Ну уж нашел болтуху, - обиделась Марья.
- Да ладно, это я так - на всякий случай. И вот, значитца, закроют
меня в тайной гридне средь самоцветов невиданных...
Марья побледнела.
- В тайную гридню? - переспросила она, и в глубине ее зеленоватых
глаз, цветом схожих с листом клена, омытым дождем, полыхнула тревожная
молния.
- Иначе нельзя, - успокоил Анфим. - Что ни камень - чудо, не сюда ж,
в халупу, брать... Так вот: должон я на шапке той угнездить яхонт желтый и
лазорев, а промеж них - четыре изумруда...
Глаза Анфима разгорелись от радостного нетерпения: поскорей бы начать
трудную и сладкую работу.
- Боюсь я за тебя...
Марья с тревогой посмотрела на мужа, словно пытаясь в глазах его
прочитать недосказанную опасность.
- Ну, с чего ты, Маша? И так подумать: есть-то дочкам надо? В городе
пухнут от глада. А тысяцкий задаток дал, обещал добре заплатить. Невест-то
наших подымать надобно?
Марья пригнула мужа за крепкую шею, целуя чуть пониже уха, тихо
спросила:
- Домой-то отпускать станут?
- Нешто нет! - все еще видя перед собой камни, ждущие его рук,
убежденно ответил Анфим. - Завтра ж с утра тысяцкий наказал и
приступать... Ух, потрудиться охота!..
И Марья успокоилась: бабские страхи. Все будет ладно, знала она
своего Анфима в труде.