"Юрий Яковлевич Яковлев. А Воробьев стекло не выбивал (Школьные коридоры) " - читать интересную книгу автора

- Он врет! - ответил Семин.
- Какой ему резон врать? Если бы он отпирался, тогда другое дело. Но он
признается. Не вижу логики!
- Он врет! - повторил Семин, который видел логику.
- Отстань ты! - лениво буркнул Воробьев и тайком погрозил Семину
кулаком, - Я выбил.
- Теперь ты убедился? - Директор торжествующе трепал по холке
бронзового коня.
- А Воробьев стекло не выбивал!
- Во-он! - тихо сказал директор, и его розовая голова стала пунцовой.
Так была упущена еще одна возможность раз и навсегда покончить с
выбитым стеклом. История продолжалась.
В классе шел сбор, посвященный сбору колосков в подшефном колхозе. Все
шумно обсуждали колоски. Спорили. Брали обязательства. Мой товарищ поднял
руку.
- Обязуюсь собрать мешок колосков, - сказал он и тут же добавил: - А
Воробьев стекло не выбивал!
- Какой Воробьев? Какое стекло? - растерялась вожатая. - Ведь мы
говорим о колосках!
- Так я и говорю о колосках, - сказал Марк Порций Катон Старший. - А
Воробьев стекло не выбивал.
- Выбил, - мрачно сказал Воробьев: он был верен уговору, держал слово.
- Ну конечно, выбил, - подхватила вожатая, - а колоски...
- Не выбивал, - стоически повторил двойник римского цензора.
- Семин, ты говоришь не на тему, - огорчилась вожатая. - Не срывай
сбор, посвященный сбору...
- Я за колоски! А Воробьев стекло не выбивал!
На вечере самодеятельности Семину поручили читать стихотворение Пушкина
"Вьюга". Он вышел на сцену, заложил руки за спину, привстал на носочки и
объявил:
- Стихотворение Александра Сергеевича Пушкина "Вьюга", - потом еще выше
привстал на носочки и выдохнул: - А Воробьев стекло не выбивал!
Он произнес эту фразу горячо и вдохновенно, как строку пушкинского
стихотворения. Зал загудел. Засмеялся. Захлопал.
А Марк Порций Катон Старший смотрел в темный зал и широко улыбался. Он
думал: ребята хлопают, шумят и смеются потому, что согласны с ним. Он
вдохнул поглубже и радостно стал читать стихотворение:


Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя...


В зале стоял гул, шумели, но он не слышал шума, он читал с душевным
жаром, и ему казалось, что пушкинские строки подтверждают его правоту.
Директор, сидящий в первом ряду, поднялся со стула и пошел прочь, сказав,
чтобы Семина немедленно прислали к нему.
Прямо со сцены Семина подвели к дверям директорского кабинета.