"Юрий Яковлевич Яковлев. Неприкосновенный запас (Рассказы) " - читать интересную книгу автора

- А у меня мастер злой.
И Тая принялась рассказывать про свою фабрику, которая до войны
выпускала заводных слонов и лягушек, а теперь делала гранаты.
- У меня мастер злой и вредный. Но я молчу и не рыпаюсь. Мама звала в
Свердловск. Я не поехала. Значит, надо терпеть. Верно?
- Верно! - согласился Илюшин, чтоб поддержать Таю. - А у нас на
втором орудии есть сержант Коркин. Тоже вредина - будь здоров! Он
низенький, а лицо сплюснутое. Всегда орет. Правда, в последнее время
притих, фронт подошел близко. Боится ссориться с ребятами.
- А наш не боится! Мы ведь девчонки, - вздохнула Тая.
- Но вы не подумайте, что у нас все, как Коркин, - поторопился
пояснить Илюшин. - Коркина даже комбат не любит. А так сержанты у нас
ничего. А один, Бурлаков, даже художник.
- Художник? - оживилась Тая. - Что же он рисует? Пушки?
- Нет. Он больше березы рисует.
- А вы пили березовый сок?
- Нет.
- А я пила. Этой весной... До войны. А вы где были до войны?
- Я уже год служу. А до этого школу кончил.
- А я в этом году кончила. В институт собиралась.
- А я не собирался. Меня бы все равно в армию взяли. Двадцать второй
год... Хорошо до войны было!
- Конечно.
Теперь их голоса звучали наперебой.
Вся их прежняя жизнь была там, за гранью войны и мира. И хотя война
за несколько месяцев успела поломать их быт, привычки, благополучие, она
не смогла полностью задуть огонек их прошлого. От воспоминаний он
разгорался все сильней. И при свете этого огня молодые люди стали в глазах
друг друга куда привлекательней, чем в первые минуты знакомства.
Из губастого солдата-лопуха Илюшин незаметно превратился для Таи в
одного из ее одноклассников, и она уже видела его не в гимнастерке с
петлицами, а в рубашке и тапочках на босу ногу.
А сама Тая вдруг перестала быть для Илюшина навязчивой болтливой
девчонкой, а стала девушкой из его класса. Голос у нее был как у Лены
Гурьевой. Может быть, она и похожа на Гурьеву?
- Мы своего географа звали Козлом, - рассказывала Тая.
- А мы свою математичку - Черепахой, - отзывался Илюшин.
- А мы про ботаничку сочинили песню:

Наша ботаничка
Прыгает, как птичка,
На высоких каблуках
И с ботаникой в руках.

Тая пропела этот задорный куплет, и оба - красноармеец и девушка -
рассмеялись.
И все же мысль о Коле Дорожко не оставляла Илюшина, она стояла за его
плечами и время от времени напоминала о себе. Эта мысль вызывала досаду,
отравляла жизнь. Она стала тем третьим лишним, при котором нельзя быть до
конца откровенным.