"Юрий Яковлевич Яковлев. Вечеринка " - читать интересную книгу автора

завуч, женщина пожилая, но с правильными красивыми чертами лица и темными
живыми глазами.
- Я три года была подавальщицей, - смущенно призналась Зиночка. -
Училась в институте и работала в столовой.
Все диски были разбросаны, и в руках молодой учительницы уже как
пойманные трепетали ножи и вилки.


А в это время в большом тазу под руками "англичанки" Нины Ильиничны
занималась свекольная заря винегрета. Большой клетчатый фартук и ложка,
забрызганная майонезом, нарушили строгий облик суховатой "англичанки", и в
ней появилось что-то домашнее, располагающее, чего товарищи по работе
никогда не предполагали раньше.
Неожиданным для всех было и то, что в старом Прокопе, оказывается,
пропадал великий мастер разделывать селедку. Он снял пиджак - "Надеюсь,
дамы простят меня!" - закатал рукава сорочки и вооружился ножом. Он не
резал селедку на вульгарные ломтики, а рассекал надвое и заливал соусом,
похожим на крем.
Анна Ивановна резала пирог, который сверкал, как лакированный, и под
ножом дышал утробным вулканическим жаром.
Постепенно класс заполнялся целым сонмом аппетитных ароматов, которые
без труда вытеснили привычные запахи мела, мастики, пота. И голоса,
зазвучавшие в этих стенах, тоже были непривычными, из ряда вон выходящими.
Вместо осмысленного толкования, в каких случаях следует писать "чик", а в
каких - "чек", Зиночкин звонкий голос с тревогой сообщал:
- У нас не хватает двух рюмок.
- Готов пить из вашей туфельки, - галантно предлагал химик.
- У меня тридцать восьмой номер, - сокрушалась Зиночка.
И тут за ее спиной безмолвно вырастала атлетическая фигура учителя
физкультуры, и под его тяжелым взглядом химик отступал.
Люди, привыкшие видеть друг друга в строгой школьной обстановке,
испытывали освежающее удивление от неожиданной перемены. Словно все
увидели паровоз, который свернул с рельсов и покатил по проселку, а потом
переехал вброд речку, и с его колес стекает вода и свисает зеленая пряжа
тины.
Скоро ли начнется вечеринка? Да она уже началась с того момента, как
люди напрочь выкинули из головы слова: успеваемость, экзамены, педсовет...
Веселье началось не сразу. Оно входило в свои права, разгоралось
медленно. Сперва появилась какая-то непринужденность, легкость, общее
прекрасное расположение духа. Привыкшие говорить тихо - заговорили громко,
сдержанные - зажестикулировали руками, серьезные - засмеялись. И
постепенно классная комната заполнилась гулом голосов и взрывами смеха.
Пропало разделение между говорящими и слушающими - говорили все сразу.
Каждый подбрасывал ветку в поющий костер веселья. Какие-то неведомые лучи
высветили в немолодых людях мальчишек и девчонок, которые, оказывается, не
затерялись в пути, а прошли с ними через всю жизнь.
В седой красивой Анне Ивановне ожила голубоглазая Аннушка Еремина, за
которой вечно тянулся хвост мальчишек, а она хоть и делала вид, что не
замечает этого хвоста, но в глубине души гордилась. Прокофий Андреевич
превратился в этакого упрямого малого, из тех, что если упрутся, то будут